Прелат мерно кивал, но, когда Олег умолк, спросил спокойно:
– Ну и что? Все люди из глины и грязи. Но одни так и остались ею, а другие… стали христианами. Мы храним и раздуваем огонь, зажженный Господом в наших душах. И когда-нибудь выжжем в себе грязь и станем целиком из огня и света.
Олег скептически хмыкнул, но прелат смотрел серьезно и очень торжественно.
– А тебе не приходит в голову, – спросил прелат, – что это противоестественное воздержание для человека, над которым ты потешаешься, что-то дает человеку?
Олег буркнул:
– Это дает ему время заняться чем-то дельным.
Прелат покачал головой.
– И это тоже, но этого мало.
– А что еще?
Прелат вздохнул.
– Он становится другим человеком. Первых христиан вообще называли сверхчеловеками, ты это знаешь. И дело не в названии. Человек, умеющий сознательно подавлять свои животные порывы, уже выше тех, кто поддается им по первому зову. А человек, поставивший перед собой недостижимо высокую цель… о, это и есть уже новый человек!
Олег фыркнул, всем своим видом выразил несогласие, хотя мелькнула опасливо мысль, не переиграл ли, все-таки возражать против очевидного глупо, а он вроде бы не старается выглядеть так уж глупо.
На впалых бледных щеках прелата выступил лихорадочный румянец, глаза горели неестественным блеском. Да он счастлив, мелькнуло в голове Олега, может полемизировать, спорить, доказывать, оттачивать доводы. Дорвался: здесь, в монастыре, по сути, и поговорить не с кем, все слушают, раскрыв рты.
Он с вялым интересом наблюдал, как прелат, воспламеняясь все больше, придвинулся к нему вместе с креслом.
– Скажи, Разрушитель, разве не церковь создала подлинную философию истории? Ведь во все времена и у всех народов был сперва золотой век, когда все люди – красивые и замечательные, не было ни войн, ни болезней, затем пришел век серебряный, чуточку похуже, с разными конфликтами. Затем – медный, когда начались войны, а людей стали убивать во множестве, а теперь вот век железный, самый кровавый и гадкий, когда все люди превращаются в зверей, убивают, воруют, грабят…
Олег хмыкнул.
– Ну и?..
– У всех народов, – напомнил прелат, – подразумевалась деградация человечества. У всех! Даже Геродот, которого называют отцом истории, даже тот считал, что история всего лишь бегает по кругу, как конь на веревке во дворе. И только наша церковь утверждает, что, несмотря на всю скотскость человека, мы можем и должны прийти… нет, построить!.. именно построить золотой век, которого никогда не было. И вот мы, христиане, построим! Ты не мог не читать «О граде Божьем» Блаженного Августина… не так ли?
Олег раздраженно передернул плечами.
– Сам знаешь, что пораньше тебя читал. И что?
– Он писал, – продолжил прелат, ничуть не обидевшись, – что существуют два града-царства: земное, это та грязь, в котором мы сейчас, и царство Божье… которое есть только в наших сердцах и чаяниях лучших людей. Это царство нужно торопить, приближать, переносить из него в реальность то, что можем перенести.
Олег хмыкнул.
– Вот и бродят по дорогам головотяпы, утверждающие, что уже при жизни нынешнего поколения христианство покончит с царством несправедливости и установит тысячелетнее царство добра и щастя.
Прелат взглянул на него остро.
– А что, ты в это не веришь?
Олег сдвинул плечами. Усмехнулся, смолчал. Прелат смотрел на язычника с великим сожалением.
– Бред, – сказал Олег наконец. Он поднялся, похлопал себя по животу. – Что-то моя животная сущность ну никак не желает смириться. И чем дальше, тем больше требует удовлетворения своих скотских желаний. Проще говоря, жрать требует!
Прелат поднялся, от сухой жилистой фигуры пахнуло праведным гневом. Он гордо вскинул подбородок, чем-то неуловимо напомнил Томасу рыцаря, бросающего вызов более сильным рыцарям.
– Ты прав, – сказал он суховато, – вера без дел мертва. Я думал, что у меня больше нет сил… но поговорил с тобой, отрицающим Его, и понял, что я должен трудиться во Имя Господа больше…
Он повернулся и направился к двери. Томас ощутил нечто недоброе, так уходят на смерть, спросил встревоженно:
– Ваше преосвященство, что вы задумали?
– Я решился, – ответил прелат настолько холодно и торжественно, словно уже распрощался с земной жизнью и судил себя по другим меркам. – Я войду в Адову Расщелину!.. И потягаюсь с силами ада.
Томас вскочил, но твердая ладонь калики легла на его локоть. Когда прелат вышел, Томас сказал быстро:
– Он погибнет!
– Вряд ли, – буркнул Олег.
– Но что он сможет один?
– Ничего, – согласился Олег. – Слушай, мы с тобой идем дообедывать или нет? Либо память моя ни к черту, либо ты отказался слишком уж… тихо.
Томас хотел возразить, но ощутил, что его желудок затопал ногами, привлекая внимание. Там гуляет гулкое эхо, Томас сказал вроде бы с неохотой:
– Ладно, нехристь, пойдем. Уговорил.
В полдень настоятель спохватился, что не видно прелата, Томас правдиво сказал, куда отправился папский доверенный, отец Крыжень пришел в ужас.
Небо из синего перешло в бледно-прозрачное, воздух застыл, теплый и насыщенный запахами трав, белые облачка стали сперва оранжевыми, затем покраснели, предвещая скорый закат.
Настоятель тревожился все больше, монахи начали стягиваться в главный зал для вечерней молитвы. Томас первый ощутил неладное, вскинул голову. Через зарешеченные окна виднеется небо, в синем небе появилось множество красных точек, что росли, приближались с огромной скоростью.
Он вскрикнул, настоятель обернулся, лицо исказилось, но в глазах было изумление.
– Но ведь птицы ада еще никогда раньше…
– Что-то придумали! – крикнул Томас. – Защищайтесь!
Монахи растерянно смотрели в окна. Огромные красные птицы налетели с диким криком, от которого заломило в ушах. Крылатые чудища падали с неба, подобно камням, в агонии вцеплялись когтями в решетки на окнах. Слышался жуткий птичий крик, клекот, хлопанье крыльев. Жесткие перья влетали в кельи, монахи растерянно отпрыгивали, хватались за дубины.
Снаружи донесся крик:
– Адские твари!.. Адские твари вышли из бездны!
Томас вскочил, глаза расширены:
– А говорили, что монастырь неприступен!
Он бросился наверх и заметался по келье, собирая доспехи, хватаясь за меч, Олег быстро подошел к окну.
По зеленому полю, подминая траву и кустарники, двигаются в сторону монастыря огромные бронированные звери, похожие на хищных черепах. Трава под ними сразу покрывается инеем, а сами черепахи смахивают на непомерно толстых волков с короткими ногами. Сизые дымки вспыхивают на толстых панцирях, Олег видел, как несколько монахов подбежали и с дикими криками выплеснули на чудовищ нечто прозрачное из чаш.