Я танцевала и чувствовала себя удивительно раскованной и удивительно отрешенной. Сейчас я танцевала и пела не для избалованной, жестокой публики. Я делала это для себя. Я танцевала вместе с дождем на крыше крутого джипа… Где-то там остался мой город, который я никогда не любила и частенько заявляла об этом в прессе. Я никогда не любила свой серый город, но я всегда любила тех людей, что в нем жили, вернее, пытались выжить. Это были измученные люди, совсем забывшие нормальную жизнь или даже почти ее не знавшие, но они были такие добрые и такие родные… Там можно было смело одолжить соли, прийти на чашечку чая и рассказать о наболевшем. Они где-то там, и я их очень люблю. Вместе с ними моя душа и все, что я делаю, называемое моим творчеством, я делаю только для них. Ведь я одна из них, а может, я одна из немногих, кто просто устал так жить, бороться и выживать. Когда я была совсем маленькой девочкой, я мечтала о принце, вернее о московском принце, который обязательно за мной приедет и увезет в Москву. Он будет богат, ухожен и красив. Он будет такой, что за таким можно рвануть не только в Москву, но и в саму преисподнюю, если, конечно, он этого пожелает. Вот так он будет хорош. Но прошло время, и московский принц не приехал, наверное, потому, что в Москве своих невест девать некуда… И я сама поехала в Москву, но уже не в поисках принца, а в поисках лучшей жизни. На принцев мне никогда не везло, ну не везло мне на принцев!
А затем на крышу залез Михаил и жадно обняв меня за талию, закружил в такт легкой, опьяняющей музыке. Что ж неплохая ТЕРПИЯ ДЛЯ ОДИНОКИХ СЕРДЕЦ, подумала я и засветилась улыбкой…
…Утренний кофе оказался таким густым и таким ароматным, что я жадно повела носом и с удовольствием, несмотря на то, что я чуть была не обожгла губы, сделала приличный глоток. Михаил сидел рядом и не мог отвести от меня глаз. В его целенаправленном взгляде было столько обожания… и даже какого-то детского удивления.
— Ты восхитительная женщина, — отпив кофе из своей кружки, он наклонился и поцеловал мою, как всегда обнаженную грудь. — Знаешь, после твоей ТЕРАПИИ ДЛЯ ОДИНОКИХ СЕРДЕЦ у меня создалось впечатление, что меня хорошенько ударили коленкой под сердце.
— Как ты сказал? — я рассмеялась и чуть было не пролила на себя кофе.
— Сегодня ночью меня ударили коленкой под сердце.
— Ударили коленкой под сердце… Интересно сказано. Ну-ка, расшифруй то, что ты мне сейчас сказал.
— У меня еще так никогда не было…
— Ты хочешь сказать, что это было намного лучше, чем стриптиз в чулках цвета капучино?
Как небо и земля. Ты сравниваешь совершенно несравнимые вещи. Ты очень красива, Анна. Ты даже не представляешь, как ты красива. Наверное, и в правду говорят, что красивая женщина все делает очень красиво. Она красива не только в жизни. Она красива в своих движениях, в своих суждениях и даже в интиме. Я вновь улыбнулась, поставила чашку на стоявший неподалеку низкий столик и, встав с кровати, направилась за своей одеждой.
— Ты куда?
— Домой, — безразлично ответила я и достала из своей сумочки косметичку. — Ты должен отвезти меня домой.
Достав дорогую косметику я быстро, словно я опаздывала на очередные съемки, наложила ее на лицо и с профессиональной точностью оценила свой макияж. Отлично. Просто отлично. Если женщина знает в этом толк, то она это делает довольно быстро.
Михаил молчал и по-прежнему не сводил с меня глаз, следя за каждым моим движением. Надев свои вещи от Гуччи, я вновь покрутилась у зеркала и мысленно поставила себе отличную оценку. Сев в мягкое широкое кресло, я подвинулась к самому краю для того, чтобы не затеряться в его просторах, а наоборот, продемонстрировать свои достоинства.
— Ты знаешь как себя подать, — Михаил облизнулся как мартовский кот и потянулся к моим ногам. — Бог мой, у тебя столько достоинств.
— Мое самое главное достоинство это то, что я женщина.
— Неужели ты так относишься к мужчинам?
— Мужчины сами сделали все для того, чтобы я к ним так относилась.
Я убрала голову Михаила от своих ног и холодно посмотрела на часы.
— Мне пора.
— Куда?
— Туда, откуда ты меня привез. Если ты не в состоянии меня отвезти, то вызови мне такси.
— Почему ты считаешь, что я не в состоянии тебя отвезти?
— Потому, что ты лежишь голый и даже не думаешь поднять свою задницу.
— Я не могу от тебя оторваться. Ты врываешься в мою жизнь с фантастической быстротой и с точно такой же быстротой хочешь из нее исчезнуть. Ты всегда подчиняешься только слепому желанию, а не разуму?
— Я всегда подчиняюсь разуму, а не слепому желанию.
— Ни дать ни взять сказка про Золушку. Только в моих руках от Золушки не останется даже хрустальной туфельки.
— Зато у меня от тебя остался твой «Мерседес». Ты его сейчас заберешь? — осторожно спросила я и посмотрела на реакцию Михаила.
— Он и вправду тебе мешает?
— Хотелось бы очистить двор. Тем более у тебя там лежит какая-то мелочевка. Пропадет, и ты с меня начнешь спрашивать.
— Не говори ерунды. Еще не хватало, чтобы я выяснял с тобой отношения из-за какой то мелочевки. Неужели ты думаешь, что я настолько мелочный мужчина?!
— Нет, ты далеко не мелочный мужчина, — ответила я и пристально посмотрела на своего собеседника.
Несколько минут мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Под моим внимательным взглядом Михаил заметно нервничал, и как бы он ни пытался это скрыть, у него ничего не получалось. Мы упорно молчали, но мне почему-то показалось, что каждый из нас ведет свой внутренний монолог. «Если ты хочешь получить свои денежки обратно и уповаешь на мою честность, то выброси это из головы и не строй на этот счет никаких планов. Твои денежки в надежном месте и уж, поверь, я найду им достойное применение. А у тебя и так денег куры не клюют, миллионом больше, миллионом меньше… И уж если ты почти миллион долларов называешь мелочевкой…»
— Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего?
Михаил сея на краешек кровати и принялся надевать свои шелковые трусы.
— И чего же тебе сейчас хочется?
— Напиться.
— Мне кажется, что тебе уже достаточно. Предлагаю начать трезвый образ жизни.
— И все же мне дико хочется напиться.
— С чего бы это?