– А чего бояться? – Севка нащупал кобуру, передвинул ее на живот, очень удивился, обнаружив, насколько простая застежка на ней, и выругал себя мысленно идиотом за то, что не смог у дороги ее расстегнуть. – Держи.
И чуть не выронил оружие, которое зацепилось шнуром, тянущимся от рукояти к кобуре, за какой-то сучок. И еще раз выругался.
Старший лейтенант покрутил барабан, прислушиваясь к щелчкам, посмотрел на патроны и вернул револьвер Севке.
– Нормально, – сказал Орлов. – Нажимай да стреляй, и всех делов! Ты бы если бы не растерялся, сам бы всех супостатов положил, не дожидаясь моего участия.
Севка спрятал «наган» в кобуру. Откашлялся и спросил очень деловым тоном:
– А нам не пора идти?
– Идти? – переспросил Орлов. – Сева, куда идти, ты что – слепой и глухой?
Старший лейтенант указал рукой на дорогу. Севка оглянулся, попытался вскочить, но Орлов рванул его за портупею и повалил на землю.
– Одурел? Кто ж суетится в такой обстановке? Это ты пока лежишь или сидишь, или стоишь неподвижно, тебя не видно. А как двинулся – все, срисовали. Сюда они, положим, не полезут, но из пушки пальнут от всей души. Фуражку не надевай, лежи, смотри, отдыхай.
Отдыхать тут было, пожалуй, трудно, а понаблюдать…
Немцы шли по дороге сплошным потоком. Танков было немного, все больше грузовики, набитые солдатами, грузовики, тянущие за собой пушки, грузовики, забитые ящиками.
Несколько раз низко над колонной прошли немецкие самолеты, им махали, что-то кричали, но Севка не слышал выкриков, только низкий гул. Зато лица немцев рассмотрел в бинокль Орлова.
Обычные лица. Усталые, серьезные и улыбающиеся. Он даже рассмотрел немца, игравшего на губной гармошке.
До полудня старший лейтенант еще проявлял интерес ко всему, происходящему на дороге, даже, кажется, пытался подсчитывать что-то, время от времени делая пометки в записной книжке, но потом книжку спрятал в свою полевую сумку, приказал разбудить, если что, и мгновенно уснул, обняв винтовку.
Подождав немного и убедившись, что Орлов спит, Севка достал из кармана документы и прочитал имя и фамилию младшего политрука. Тимофей Артемьевич Зеленых, и никакой ни разу не Христофор. Тимофей Артемьевич. Зеленых. Зеленых. Судя по фамилии – сибирских кровей. Это у них там фамилии на – ых. Распутина на самом деле фамилия была Новых. Вот.
«А зовут меня Тимофей Артемьевич. Тимоша. А папа – Артемий. Артем».
Севка закрыл глаза, несколько раз повторил имя и фамилию. Спрятал документы в карман.
Было жарко, а в его шерстяной гимнастерке – очень жарко. Севка расстегнул ее, обмахивался осторожно веточкой, но это помогало не очень. «Кстати, – подумал он, – а нам повезло». Орлову и Севке очень повезло, что рощица в двухстах метрах от дороги. Иначе немцы точно поперлись бы сюда по нужде.
Несколько раз, когда поток вдруг замирал, немцы выскакивали из кузовов и выстраивались длинными шеренгами вдоль кювета, устраивая соревнование – кто дальше дотянется струей.
Некоторые отходили чуть дальше и, не обращая внимания ни на что вокруг, оправлялись на корточках, повернувшись спиной к дороге.
Если бы рощица была чуть ближе, пришлось бы худо. Севка даже не пытался себе представить, что стал бы делать в такой ситуации старший лейтенант Орлов. Наверное, до последнего патрона.
Может, именно так защищается время от вторжения из будущего? Эти, попаданцы, просто гибнут эпизодически, не оказывая никакого воздействия на прошлое и будущее. Какая разница для времени, сколько трупов будут удобрять землю в этих местах? Никакой.
Совершенно никакой разницы…
– Значит, вот так мы несем караульную службу? И так выполняем приказы старшего по званию? – прогремело над самым ухом у Севки.
Проспал. Стоял на посту и проспал, в отчаянье подумал Севка. Взводный его отдаст старшине роты, и тот не слезет с рядового Залесского, пока у того не сотрутся руки по самые локти.
Севка дернулся, попытался вскочить, не открывая глаз, но кто-то его удержал на земле.
– Да ты у нас бешеный, – засмеялся Орлов. – С тобой нужно аккуратнее в следующий раз.
– Я только что задремал, секунду. – Севка открыл глаза и понял, что соврал – солнце было уже почти возле горизонта. – Ничего себе…
– Вот, наука на будущее, товарищ младший политрук. – Орлов поднял палец. – Вначале нужно проснуться, а потом только начинать врать. Предварительно все взвесив и приняв к сведению изменение обстановки. Историю про колхозного сторожа и хомут знаешь? Нет? Значит, решил председатель колхоза сторожа поймать спящего, увидел, что тот сидит и спит. Но ведь если окликнуть, подумал председатель, скажет, что не спал. Не армия, садиться можно. Тогда председатель берет хомут, висевший на стене, осторожно надевает хомут на шею сторожу, а потом как заорет – спишь, сукин сын! А тот ему – нет, хомут вот починяю… Смешно?
– Нет, – честно ответил Севка.
– Мне тоже, – вздохнул Орлов. – Сторожа посадили за халатное отношение и вредительство. А потом – и председателя тоже.
– А его за что?
– За скрытый троцкизм. Виду не подавал, а был троцкистом. – Старший лейтенант внимательно смотрел в лицо Севке, словно чего-то ожидая.
Севка так и не понял, чего именно.
– Извини, я уснул…
– Да ничего, я уже часа три как бодрствую. – Орлов сорвал травинку и сунул в рот. – Противник, похоже, вышел на основное шоссе, и теперь этот проселок ему не очень нужен. Что нам кстати.
Дорога была пустынна. Пыль все еще висела в воздухе, но уже низко, почти над самой поверхностью.
– У тебя поесть ничего нет? – спросил Орлов.
– Нет. И пить тоже, – ответил Севка.
– И это прискорбно… Лежат два молодых крепких парня, можно сказать – красавцы, а ни пить, ни есть у них нет. И дотемна не будет. И даже когда стемнеет, все равно не будет у них ни еды, ни воды. Деревня Красная в семи километрах отсюда, но стоит она как раз на этом проселке и сейчас наверняка забита немцами. Нам с тобой в любом случае придется обходить деревню. Может, в лесу найдем ручей. – Орлов насторожился, перевернулся со спины на живот и посмотрел на дорогу.
С востока двигалась небольшая колонна, человек сто.
– Немцы? – спросил Севка, ожидая в ответ что-нибудь типа «нет, французы!».
«Понятное дело, что некому тут быть, кроме немецкой пехоты», – подумал Севка. И ошибся. Орлов молча сунул ему бинокль и сплюнул.
Это были пленные.
Понуро повесив головы, по дороге брели люди, одетые в шинели и гимнастерки. Это был не строй – толпа, вытянувшаяся вдоль дороги. Спереди и сзади шли немецкие солдаты. Два немецких солдата. С винтовками, заброшенными за спину.
Всего два.