– Я веду дело Артюхова, – прошипел Минин, размазывая по лицу кровь носовым платком. – Если ты, частник хренов, оказался на моем поле, то ты будешь следовать моим правилам! А то быстро прикроют лавочку, и позвонить кому следует не успеешь!
– А может, мы его – того… за неповиновение… – нерешительно предложил молодой опер и, поймав взгляд Минина, попятился.
– Рот закрой! – бросил ему, словно мальчишке, Минин.
Маузер взял Ольгу за руку, потянул жену из уплотняющейся толпы к машине.
– Никакого Артюхова я не знаю! – бросил на ходу. – И не суйся без ордера!
– Ордер раздобыть несложно! – проговорил опер детективу в спину.
Маузер хотел повернуться и показать полицейским средний палец, но Ольга, точно предвидя намерения мужа, крепко вцепилась ему в руку.
– Испугалась? – спросил Маузер, когда они оказались в душном салоне автомобиля.
– Чуток, – призналась Ольга. – Размякла. Два месяца без драк и перестрелок, уже начала скучать.
– Шутишь, – Маузер завел машину и потянулся за сигаретой. – Значит, шока нет.
– Да какой там шок, – Ольга вынула из сумочки зеркальце, принялась рассматривать свое отражение. – Только неправильно это все… Не так, как должно быть…
– Вот! – Маузер взмахнул сигаретой. – А ты говорила, что я – параноик.
– Не ври, ничего я такого не говорила! – насупилась Ольга.
– Этот мир определенно сошел с ума, причем давно. – Машина тронулась, Маузер бросил последний взгляд на полицейских: те что-то втолковывали собравшимся вокруг них людям; все это хреново пахло. – Симптомы, дорогая, видны теперь не только специалистам, вроде меня, но и простым смертным.
– Таким, как я? – буркнула Ольга.
– Угу, – ответил Маузер, понимая, что только начавшийся день безнадежно испорчен.
Напуганный рассказами о черных, Януш не рискнул появляться на людях и остался на краю леса, а Игарт отправился менять уши на наличные. У ворот замешкался, заметив дозорного на вышке. Чем меньше людей будет его видеть, тем меньше потенциальных предателей и больше шансов избежать плена. Но деньги были жизненно необходимы, и он толкнул ворота.
Будь что будет.
На этот раз они были закрыты – пришлось стучать. Голову Игарт не поднимал, чтобы не смотреть в дуло автомата.
– Кто такой? – крикнул охранник.
– Мне к Толянычу, – сказал Игарт, нащупывая ПМ. – Неделю назад он дал мне задание перебить в округе слепых псов. Вот уши, – он достал мешок.
«Пусть думает, что я тут уже неделю».
Дозорному, похоже, было все равно, Игарта утром он то ли не разглядел в тумане, то ли не вспомнил. И хорошо, что так.
Плечи от напряжения окаменели. Он шествовал по единственной улице, загребая опилки «берцами». Куры разбегались в стороны. Хрипел на цепи молодой черно-белый кобель. Разгонялся, прыгал на врага, опрокидывался и начинал новый заход.
За стеклами мерещились силуэты, недобрые глаза, вороненые стволы. Белыми флагами колыхалось белье, развешанное Сарой. Бар стоял прямо напротив ворот и манил к себе. На пороге Бад с наисосредоточеннейшим видом отрезал заусеницы острием ножа.
Поздоровавшись с ним и сдав оружие, Игарт проскользнул в бар.
Толяныч был все там же, за столом в темном углу комнаты. Игарт сел напротив и молча положил на стол мешочек с песьими ушами. Толяныч щелкнул языком, высыпал трофеи на стол, хлебнул пива и заел вяленой рыбой, ничуть не брезгуя собачьими запчастями. Сунул руку в подсумок и вынул истрепанные сотенные купюры.
– Молодец, проворный парень. Дня еще тут не пробыл и успел так прикинуться. Быстро сориентировался. Порадовал меня, а это в последнее время случается нечасто, так что ПМ я тебе дарю.
Игарт скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула:
– Мне бы патронов… Почем они?
– Десятка – штука.
Десять – штучка, сто – кучка, в кучке десять штучек.
– Дороговато будет. Отсыпь пятьдесят.
Игарт скрепя сердце вернул пятьсот заработанных рублей и отвернулся, чтоб не видеть, как загребущие руки Толяныча считают купюры. Одноглазый хлопнул себя по лбу:
– Тебе же для «макара»! Забыл! Они по пятерику. Сейчас будут.
Честный торгаш отдал двухсотку, полез под стол, где у него стоял ящик, зазвенел патронами и вынул две коробки.
– Шестьдесят. По тридцать штук в упаковке.
– Нормально. А сколько тут номер стоит?
– Пятьсот.
Игарт присвистнул. Отдай за патроны, за еду, за номер – и ничего не останется. Так невозможно будет разжиться деньгами для нового оружия. Если снимать угол вдвоем с Янушем, будет проще…
Возник внезапный, но вполне ожидаемый вопрос:
– Толяныч, а как тут с бабами?
Одноглазый сплюнул на пол и набычился:
– А как ты думаешь? Думаешь, среди них было много желающих переться в Зону? У нас суровый мужской мир. Женщин процентов десять, и то половина из них – шлюхи, а большая часть второй половины настолько безобразны, что, в общем, я не осуждаю македонцев.
– Они перебили всех женщин? – удивился Игарт.
– Не совсем. Поняли, что им не обломится, и отныне женщины – их конкурентки. Так что осторожней с ними.
Вспомнилась голубоватая область на карте, подконтрольная каким-то македонцам. Игарт засмеялся в голос. И как сразу не догадался? Н-да, в баню на их территории ходить нельзя. Откупорив коробку, он принялся вставлять патроны в один магазин, потом – в другой.
– Не ошибся я в тебе. Смотрю, ты парень способный, броником разжился, вторым магазином, финкой, – продолжал нахваливать Толяныч. – Пожалуй, у меня для тебя еще есть задание. Пять тысяч плачу. Работы буквально на сутки, зато потом можно расслабиться, – он смолк.
– Что делать? – спросил Игарт, решив принять предложение, каким бы оно ни было.
Толяныч разложил на столе поблекшую подробнейшую карту с пометками, разгладил ее и ткнул в правый угол:
– Тут, в Голубятне… то есть в Македонске, есть схрон с медикаментами в старой воинской части, разбитой и разграбленной. Давным-давно, еще когда Зона была открыта для Большого мира, мы там мародерили с ребятами и попали под огонь военсталов. Едва ноги унесли и, естественно, медикаменты не взяли: регенераторы там, бинты, медицинский клей… Всего добра тысяч на пятнадцать. Тогда оно нам особо не нужно было, мы припрятали его на черный день. И вот он настал. В Гавани заканчиваются медикаменты. Берешься? Македонцы хорошо зачищают территорию, потому там мутантов немного, как и аномалий. И недалеко это.
– За десятку возьмусь, – сказал Игарт.