Володька покраснел всеми видимыми частями тела и ляпнул сразу всем, как-то судорожно нырнув головой вперёд-вниз:
– Здрассссь…
Он был в широченных трусах и катастрофически великоватых ему шлёпках, мокрые волосы ещё не расчёсаны. И он держался за руку Валерии Вадимовны. Очень прочно держался.
– Чаю всем налью, – в этой тишине сурово пообещала Ольга Ивановна. С сомнением оглянулась через плечо и добавила через силу, почти с мукой: – Ну, ещё по пирожку с капустой. А трескать – марш по домам, орда голодная.
Первым захохотал её сын…
* * *
Потянувшись, Третьякова посмотрела на часы. Первый час ночи. В принципе, ещё рано… но, похоже, все дела сделаны. На сегодня.
Она вспомнила лицо Семской, буквально излучавшее любовь ко всему миру – во время сегодняшней случайной встречи. «Энергетическая» врачиха привычно поздоровалась первой. «Дарья Аркадьевна, милая моя, да вы здоровайтесь не здоровайтесь, улыбайтесь не улыбайтесь – недолго вам на своём месте сидеть, – подумала Третьякова зло. – Похороню я вас в глубокой яме с хлорной известью и памятник закажу, расщедрюсь – холерный вибрион, танцующий на хвосте… Всё-таки великая это вещь – воля государства. Перевешивает разом все деньги и все подковёрные дрязги. Главное, чтобы государство было правильным, иначе это конец. Проверено. Если государство принадлежит подонкам, то перешагнуть через него можно, лишь залив всё вокруг кровью.
А это страшная цена. Даже за великую победу…»
Валерия Вадимовна вздохнула. М-да, а до счастливого исхода ещё далековато. Пару раз она даже начала подозревать, что Кенесбаев саботирует расследования. Но потом подумала и поняла: нет, казах кристально честен и на самом деле очень рад, что теперь у него развязаны руки, просто все хвосты и концы последних дел очень хитро похоронены.
А ампулка, та, которой траванулся водитель покушавшегося стрелка, не фабричного, между прочим, производства, самодув, хотя и хороший. И цианид в ней кустарный… Сделать-то его, кстати, и не особо сложно, но ведь кто-то должен был этим озаботиться…
«А пожалуй, надо выпить чаю да и лечь спать».
Она поднялась. Сделала несколько энергичных движений, фыркнула – в связи с профессиональными мыслями вдруг пришла в голову песенка, которую как-то раз она услышала от того мальчишки, которому выписала направление в Империю… Генки. Геннадий Ишимов, полная ремиссия функций печени… Он не слышал, что Третьякова подошла, и мурлыкал, что-то разбирая на полках своего музея… как там… а!
Валерия Вадимовна замурлыкала тихонько, продолжая разминаться:
– Нэсэ Галя воду,
Идэ по пылюци…
А в ведре нейтроны та протоны вьюця…
Прынесла до дому,
Та Ивану дала,
Бо про той реактор ничово нэ знала…
Та й нэ знав Иванко,
Та попыв водыци –
И теперь на Галю вин може лишь дывыться…
«Галю, моя Галю,
Шо ж ты наробыла?!
И куды дэвалася буйна моя сыла?!»
Галю посмехнулась,
Та зробыла чудо:
И вин вылыз у Ивана до самова чуба… – женщина неприлично хихикнула и покачала головой. От мальчишки, когда он обнаружил, что рядом стоит Третьякова, можно было без особых проблем зажигать костёр, он по цвету слился со своим галстуком…
Смешные они. Упрямые, хитрые, доверчивые, смелые, беззащитные… Её первый учитель, ещё в школьном кружке читавший медицину мальчишкам и девчонкам с внимательными жадными глазами, циничный, как большинство старых врачей, внушал: не смейте пропускать через себя все беды пациентов! Сгорите раньше любых разумных сроков и не поможете многим, кому могли бы помочь!
Она так и не разобралась до сих пор, правильно он говорил или нет. Наверное, всё-таки правильно. Даже наверняка правильно. Но… но нет. Валерия Вадимовна покачала головой.
«Но даже если это правда – такая правда не права…»
…Олег спал, неловко откинув голову на подушку, немного похрапывал. Валерия Вадимовна задержала взгляд на его лице. Они с Денисом ровесники, но Олег временами кажется настолько взрослее, что даже странно – как он слушается Дениса? Кстати…
А Дениса-то в комнате и не было. На его кровати спал Володька – комочком, не от холода, а чтобы занимать как можно меньше чужого места; ещё не верит, что это его дом. Но одежда Дениса лежала здесь, значит…
Валерия Вадимовна постояла посреди мальчишеской комнаты, мысленно разводя, разгоняя, отталкивая всё то недоброе, что могло сюда набиться. Для неё это не было фигуральными выражениями, нет… Ну вот, теперь хорошо. Она улыбнулась, увидев и услышав, как Володька со вздохом повозился, выпрямился, перелёг на спину и улыбнулся во сне.
Вот так. Теперь всё правильно… Но всё-таки – где же сынок-то шастает?
Валерия Вадимовна вышла из комнаты на лестницу, тихонько прикрыв за собой дверь…
…Денис был на кухне – включил лампу над плитой и при её свете то ли пил чай, то ли просто сидел за столом, о чём-то думая.
– Не спишь? – Валерия Вадимовна подошла и присела рядом с ним, пододвинув стул. Денис быстро посмотрел на неё, покачал головой, болтая ложечкой в чае, потом звякнул, досадливо поморщился, вынул ложечку и положил её рядом. Сказал:
– Мы кровать третью делать не будем, ну её. Олег сказал – соорудим над его кроватью надстройку с лесенкой, ну и я думаю, что это правильно. Ещё стол уширим и ещё одну секцию к шкафчику пристроим. В наших мастерских всё сделаем, сами, папа пусть не волнуется, ладно?
– Это хорошо… Расскажешь?
– Ага. Это долгая история, только рассказать её можно коротко.
– Налей мне чаю и выкладывай, – кивнула Третьякова…
…– Вот и всё. – Денис скрестил руки на столе и устроил на них подбородок. Валерия Вадимовна внимательно смотрела на сына, и он поднял голову: – Ты на меня сердишься?
– За что? – непонятно спросила женщина. Денис пожал плечами:
– Ну… я притащил чужого мальчишку… и вообще…
– Сержусь, что тебе не пришло это в голову раньше. – Валерия Вадимовна встала, подошла к окну, уперлась рукой в стекло. – Кстати, почему не прибежал за мной, когда тебе сказали про Володю?
– Спешил. – Денис тоже поднялся и, сделав три шага, встал рядом с матерью. Вздохнул тяжело: – И почти опоздал.
– Ну, в общем-то, ты всё сделал правильно… – Она повернулась к сыну, строго взглянула ему в глаза. – Страшно было?
Денис кивнул. Помялся, спросил:
– Ты часто её видишь?
– Счастье, что нет, – покачала головой Валерия Вадимовна. – Но я видела. И знаю, что ты видел.
– Я же не мог его бросить… Мам, – умоляюще заговорил Денис, – ты правда…
– Не мели чушь! – насмешливо и резко оборвала сына женщина. И улыбнулась в ответ на его обиженное молчание. – Сын, ты потом как-нибудь сообразишь, что я ощущаю. Хотя – нет. Никогда не поймёшь этого, и это хорошо.