За спиной ему вторил Егор. И Алексей тоже не выдержал, рассмеялся. На душе было легко и прозрачно, что ли. Как легок и прозрачен был окружающий их воздух, настоянный на горьковатых запахах уходящего лета!
Пронзительно и насмешливо заорала над их головами кедровка, разорвав очарование, которое внезапно охватило их, заворожило, заставило на какой-то миг забыть о гнусностях мира, оставшегося далеко внизу за рваной цепью гор, за стеной бескрайней тайги.
— У-у-у, вражина, раздолбанила глотку! — выругался Егор и погрозил сварливой птице кулаком. — Патрона на тебя не жалко!
Кедровка ему не поверила и, взлетев на самую вершину громадного кедра, заголосила и вовсе отвратно, предупреждая окрестную тайгу о появлении людей. Но они уже перевалили пологую горушку, и Ермашка, вытянув вперед руку, весело провозгласил:
— Кажись, приехали, Алексей Дмитрич!
И его Ханат радостно заржала, узнавая родные места, Внизу, в умытой дождем широкой долине громоздились с десятка два рубленых изб с пологими крышами и столько же, наверное, приземистых деревянных и войлочных, крытых корой юрт. В огороженном жердями загоне бродили овцы и небольшой табун лошадей. Между юртами сновали собаки и голопузые ребятишки.
Завидев всадников, первыми навстречу им бросились собаки. Рослые рыжие и пестрые лайки обступили их полукругом, напыжились было, заворчали грозно, приподнимая верхнюю губу и обнажая клыки. Но Ермашка что-то крикнул им сердито на родном языке, и собаки, признав его, завиляли виновато хвостами и расступились, пропуская гостей в аал [32] .
Ребятишки, радостно галдя, взгромоздились на жерди загона, наблюдая за приближающимися всадниками. Из юрт высыпали взрослые: мужчины в длинных, подпоясанных кушаками или кожаными поясами с кисточками рубахах, в островерхих, обшитых овчиной или выдрой шапках, в мягких сапогах без каблуков. Из-за их спин робко выглядывали женщины в темных широких платьях с яркими узорными обшлагами и вставочками на плечах. Пестрые платки были завязаны узлом на затылке. В ушах — массивные медные или серебряные серьги, на руках — браслеты, тоже тяжелые, причудливой формы. На шее мониста или ожерелья из кораллов.
Из толпы вышел навстречу им плотный седоватый мужчина, с черными усами скобкой на полном лице. Узкие глаза почти утонули в складках продубленной солнцем и ветрами кожи. На голове у него была суконная шапка, обшитая горностаем, рубаха — шелковая, пояс украшен серебряными бляшками, сапоги юфтевые, с косой колодкой, сшиты на русский лад. На поясе, как у каждого уважающего себя жителя тайги, широкий нож в серебряных ножнах и огниво в кожаном мешочке.
— Это сеок Савелий Кирбижеков, отец Ермашки, — успел шепнуть Егор Алексею и, спешившись, поспешил навстречу главе рода.
— Изенер. — Егор приложил ладонь к сердцу и церемонно склонил голову, приветствуя сеока.
— Изенох, — широкое лицо Савелия расплылось в радостной улыбке, — здравствуй, Егор Лукич, — сказал он уже по-русски и обнял урядника. Потом повернулся к сыну, стоящему рядом и держащему в поводу Ханат. — Спасибо тебе, что привел в гости своих друзей, которые стоят моего «звериного» коня [33] Кугурта. — Он посмотрел на Алексея и хитро прищурился:
— Твой желтоволосый друг не решается сойти с коня? Он думает, что мы сделаем из него сохажи [34] ?
— Это Алексей Дмитрич, большой начальник из губердии, — сказал почтительно Ермак и неожиданно поклонился Алексею. Тот опешил и не нашелся что ответить. Сеок бросил через плечо короткую фразу, и тут же два молодых парня в длиннополых суконных кафтанах, с медными от загара лицами, подскочили к «важному» гостю с двух сторон. Один принял от него поводья, второй подхватил под локоть, когда Алексей попытался сойти с лошади. Так, поддерживая его под локоть, он и подвел его к сеоку.
Тот обвел гостя взглядом хитро прищуренных глаз, затем произнес несколько фраз на родном языке с такой важностью и достоинством, что напомнил вдруг Алексею ректора Горного института в момент вручения дипломов вновь испеченным инженерам. По крайней мере, короткая его речь звучала не менее торжественно. Правда, Алексей не понял из нее ни слова, но Егор, стоя за его спиной, вполголоса перевел:
— Твоя дорога привела тебя в наш аал, пусть удача будет рядом с тобой, пока твои ступни будут касаться нашей земли. Пусть рот твой будет полон пищи и не посетят тебя болезнь и горе, пока твои ступни будут касаться нашей земли.
Пусть сила и ловкость не оставят тебя, а кровь будет играть в жилах, как стригунок [35] , пока твои ступни будут касаться нашей земли. Ты пришел к нам как друг и уйди тоже как друг…
Сеок закончил говорить и приложил руку к сердцу.
И Алексей, склонив голову в поклоне, проделал то же самое и сказал по-русски:
— Спасибо, я рад встрече с вами и людьми вашего рода.
Пусть удача и богатство не покидают его.
Он не был уверен, те ли слова надо было сказать. Но после того, как Ермашка перевел их, сам сеок и собравшиеся за ним люди заулыбались, зашумели и расступились, пропуская гостей в восьмиугольную войлочную юрту, возле которой стояла круглолицая, розовощекая, совсем еще молоденькая женщина. Выпирающий из-под широкого платья живот и радостно блестящие живые черные глаза ясно говорили о том, что это жена Ермашки. Охотник же старательно делал вид, что до поры до времени не замечает Адонай, но его глаза тоже лучились таким неподдельным счастьем и восторгом, что Алексей не удержался и спросил шепотом у Егора:
— Он что ж, совсем недавно женился? — и кивнул на Ермака.
— Недавно, — так же шепотом пояснил Егор. — Его первая жена умерла два года назад от лихорадки, и по обычаю он женился на ее младшей сестре. И, похоже, счастлив безмерно. Да и девчонка, глянь, прямо тает от блаженства!
Вечер выдался ясный и прохладный. Пировали на улице, расстелив на траве войлочные кошмы и ковры. В большом котле над костром варилась баранина. Гостей потчевали шашлыком и кровяной колбасой, обносили айраном, который по вкусу смахивал на кумыс. Впервые Алексей его попробовал, а потом попил вдоволь в Сальских степях… Ведь сколько он себя помнил, каждое лето непременно проводил на дедушкином конезаводе, чьи угодья раскинулись по берегам реки Егорлык. Калмыки-табунщики научили его объезжать молодых и куражливых дончаков, скакать на них без седла с одной лишь уздечкой, пить кирпичный чай с маслом и солью, свежевать баранов и охотиться на волков с нагайкой.
Земляки Ермашки тоже напоминали Алексею калмыков: и внешностью, и гостеприимством. Они также радовались каждому новому для них человеку, старались накормить лучшим, что у них было, и делали это искренне, без тени лести или подобострастия.