Под номерами некоторых квартир отсутствовали фамилии. Эти квартиры или пустовали, или проживавшие в них обитатели предпочитали оставаться неизвестными. Кого тут только не было! Парикмахеры и дантисты, сапожники и акушерки, мелкие чиновники, актеры, художники и студенты… И крохотные, дышащие на ладан заведения сомнительного свойства, как, например, отделение школы почтовых служащих, где за мизерную плату можно было, как сообщалось в висевшем на дверях объявлении, приобрести навыки письмоводителя, почтальона и сортировщика корреспонденции… Разумеется, если раньше не нагрянет полицейская облава, потому что подобное место — истинный рай для различного рода мошенников, обделывающих втихую свои темные делишки. Жутковатое здание. И воняет тут не только окурками и забродившей рвотой…
При входе на лестницу, ведущую на второй этаж, за высокой конторкой сидел старик консьерж. Подложив под спину рваную подушку, он дремал с открытым ртом, не обращая внимания на мух, вьющихся над полоской слюны, застывшей на клочковатой, давно не стриженной бороде. На запавших, поросших редким седым волосом висках выступали синие, вздувшиеся вены. Одет он был в знавший лучшие времена форменный сюртук с оторванными петлицами, серые полосатые брюки с обтрепавшимися обшлагами и высокие исцарапанные башмаки с калошами. Вид у старика был глубоко несчастный. Наверное, свалился от непосильного труда, бедолага.
Алексей проскользнул мимо и чуть не задохнулся от застарелого перегара, сообразив, что старика сбила с ног отнюдь не усталость. Стараясь не дышать носом, он нащупал дверь черного хода. Лестницу, видно, не подметали с момента постройки дома. По ночам здесь ютились бродяги: спали, ели, справляли нужду, бросали на ступени объедки, обрывки сальной бумаги, вонючие тряпки. Под ноги попалось несколько рваных бумажников и клочья гербовой бумаги, что однозначно говорило о некоторых пристрастиях местных обитателей. Алексей брезгливо передернулся. Да, ничего не скажешь, милое местечко!
Быстрым шагом он поднялся на второй этаж и, ловя губами воздух, вбежал в коридор. Такая же грязная плевательница, такая же рогожка… Стены горчичного цвета испещрены мерзкими стишками и не менее мерзкими рисунками. За дверями одной из комнат кто-то бренчал на расстроенном фортепьяно, и это обрадовало Алексея. Звуки музыки заглушали скрип половиц, который был немилосердно громким и выдавал его с головой, хотя он и передвигался по коридору почти на цыпочках.
Рита Адамини, если можно было верить висевшему внизу списку, проживала в комнате под номером восемнадцать. В соседней, шестнадцатой, значился Стефан Калош. Обе двери были закрыты на большие навесные замки. Алексей подергал один, другой. И вдруг пробой на дверях комнаты, в которой проживала Рита Адамини, вылез из своего гнезда и остался в руках у Алексея.
Но дверь что-то удерживало изнутри. Словно к любимой женщине, он приник к створке и надавил на нее всем своим телом. Дверь слегка подалась. Он вставил в образовавшуюся щель ногу, расширил ее плечом и наконец оказался в комнате. С обратной стороны ее подпирал старый комод с выдвинутыми ящиками.
На некоторое время Алексей замер, прислушиваясь, но дребезжание фортепьяно заглушало все остальные звуки. Он сделал шаг, второй и с недоумением оглянулся. Похоже, здесь хорошо порезвилось стадо слонов или гиппопотамов, настолько все было перевернуто вверх дном. Мебель поставлена на попа. Из одежного шкафа, комода и нескольких чемоданов вытряхнуто белье, платья . Цирковые костюмы яркой грудой валялись в углу вперемешку с землей из деревянной кадки, в которой совсем недавно росло какое-то разлапистое тропическое растение. Изломанное чьей-то безжалостной рукой, оно поникло среди разбитой посуды, выброшенной из кухонного шкафа.
Растоптанная соломенная шляпка, голубая сафьяновая туфелька, белокурый парик… На спинку дивана была наброшена парчовая скатерть со стола и под ней кто-то сидел. Рядом на полу валялась пустая бутылка из-под красного бургундского. В комнате стоял тяжелый, терпкий, похожий на духи запах. Алексей захлопнул за собой дверь и прислушался. Если и были какие другие звуки, то их исправно заглушал неизвестный ему музыкант.
Он подошел к дивану и сдернул покрывало. Мутными мертвыми глазами на него смотрела Рита Адамини, сильно подурневшая с того времени, когда он первый и последний раз видел ее в цирке. Глаза у нее были выпучены, лицо посинело, сведенные судорогой скулы превратили лицо в жуткую маску. Маленькая темная голова, с которой, видимо, и свалился белокурый парик, была повернута набок, хотя сама Рита сидела совершенно прямо, подпертая спинкой дивана. На шее ее явственно проступали синие пятна — следы от пальцев убийцы. Женщину задушили, и, судя по ряду признаков, не позднее нынешнего утра.
Стараясь не оглядываться на труп, Алексей обыскал комнату, но ничего подозрительного не обнаружил. Судя по учиненному безобразию, убийца вряд ли нашел то, что искал. Разбитая посуда, перевернутые примус и лампа, которые, к счастью, оказались без керосина, подтверждали, что он был вне себя от ярости…
Алексей подошел к убитой и тщательно обыскал ее, но и здесь не нашел ничего такого, что могло пролить свет на обстоятельства гибели напарницы Калоша. Можно было только догадываться, что оно связано с убийством венгра.
Но зачем нужно было убивать женщину? И что искал неизвестный убийца в этой нищей, загаженной комнате?..
Запахи в помещении стояли невыносимые, и он подошел к окну, чтобы открыть форточку. И отпрянул назад. Прямо под окном он увидел выходящего из пролетки Ольховского в сопровождении нескольких агентов охранного отделения и трех городовых. На какое-то мгновение все прибывшие сгрудились в кучу. Затем Ольховский махнул рукой, городовые заняли позиции под окнами и у дверей, а начальник охранки в сопровождении агентов поднялся на крыльцо…
Дальше Алексею было уже не до созерцания творящихся на улице событий. Он молниеносно покинул комнату, прыжком миновал дюжину ступенек черного хода, пролез сквозь узкое, с давно разбитым стеклом оконце, выбрался на пожарную лестницу и был таков…
Когда через минуту один из городовых завернул за угол, чтобы поинтересоваться причиной непонятного шума, он увидел лишь пару котов, сердито фырчащих друг на друга, да все еще колыхались заросли черемухи, сквозь которые Алексей прошел напролом и на момент появления городового был уже не меньше чем в полуверсте от злополучных меблированных комнат…
Алексей открыл глаза и потянулся. Солнце весьма солидно сместилось к западу, тени от деревьев стали еще длиннее, от реки несло прохладой, а на аллеях появились первые расфранченные парочки. Неподалеку готовился к выступлению духовой оркестр: вразнобой звучали трубы, изредка, как в бочку, бухал барабан…
Иван до сих пор так и не появился. Алексей взглянул на хронометр и присвистнул от удивления. Без малого два часа он околачивается в саду и, кажется, даже подремать успел…
Окинув взглядом близлежащие кусты и деревья, в которых вили гнездо вечерние сумерки, Алексей вновь потянулся, зевнул и зябко повел плечами. Тартищев, должно быть, вернулся с доклада губернатору и сейчас наверняка рвет и мечет, что они с Иваном до сих пор не появились в управлении.