Вавилов с остервенением пнул первый попавшийся под ногу булыжник, издав при этом ясно переводимый набор звуков (быстрый выброс воздуха через рот и ноздри, говорят, и породил самое известное русское слово), уже без слов махнул Алексею рукой с зажатым в ней револьвером и помчался навстречу Тартищеву, который тоже что-то ожесточенно кричал им снизу, но из-за всеобщего гвалта и совершенно взбесившегося эха они его не слышали.
А Прохор, точно любимого сына, обхватил Лямпе сзади, вырвал у него поводья и на полном скаку прорвался сквозь толпу полицейских и жандармов, пустив жеребца в карьер так, что мелкие камни веером взмыли из-под копыт. В несколько мгновений он достиг противоположного края пустоши и, издав свой трудно передаваемый крик, вдруг поднял коня на дыбы. Пытаясь избавиться от захвата, Лямпе трепыхнулся в его руках.
Прохор покачнулся, но не упал. Оглянувшись на толпу все еще не до конца опомнившихся преследователей, он ухватил штаб-офицера за шиворот и выдернул его из седла…
Алексей проследил взглядом за мелькнувшими в воздухе щегольскими сапогами жандарма. Лямпе отлетел в сторону за груду камней, упал, но, судя по крикам, остался жив. Прохор тоже соскочил с лошади.
Потеряв равновесие, едва удержался на ногах и тут же нырнул в заросли молодого пихтарника, укрывающего противоположный горный склон и совершенно непроходимого для лошадей.
С криками и руганью преследователи спешились и снова бросились в погоню.
— Ничего, зеленые ноги, — процедил сквозь зубы Иван, когда Алексей догнал его, — теперь уж точно никуда не денешься, чудило поганое! — Вавилов перешел на шаг и даже задержался у ручья: зачерпнул ладонью воды и с наслаждением выпил.
Наконец они поравнялись с Тартищевым.
— Алексей, Иван, к Провалу! Перехватите его у моста, а мы обложим здесь с трех сторон, чтоб ни влево, ни вправо, ни назад… — приказал он и, повернувшись, крикнул Ольховскому, показавшемуся из-за камней, в которые только что Прохор сбросил Лямпе:
— Ну что там, Бронислав Карлович? Жив Александр Георгиевич?
— Жив, — махнул рукой Ольховский. — Ногу, кажется, только сломал. Олябьев его осматривает.
— Ну, слава богу, — вздохнул с облегчением Тартищев и сердито уставился на Алексея и Вавилова. — Что застыли, как сопли на морозе? Приказа не слышали?
— Так мост же снесло, Федор Михайлович, — пояснил Вавилов, — а через водопад ему в жизнь не перебраться.
— У тебя что, с устатку мозги расплавились? — почти вежливо справился Тартищев. — Мне тебя учить, кому он первому в руки должен попасть? Лямпе с копыт слетел, но Ольховский-то зуб на него по-прежнему точит. Так что одна нога здесь, другая там, но чтоб через полчаса Прохор сидел вот на этом камне! — хлопнул он ладонью по плоскому обломку и добавил:
— И не сносить вам головы, если охранка шустрее окажется!
Они выскочили на взлобок горы, и Алексей отшатнулся назад, пораженный увиденным. Прямо под ними гора падала отвесно вниз, в заполненную водой гигантскую чашу, со всех сторон окруженную столь же высокими неприступными скалами. «То ли кратер древнего вулкана, то ли воронка после взрыва метеорита», — подумал Алексей. Но Вавилов, деловито рыскавший по краю обрыва в поисках безопасного спуска, объяснил:
— Говорят, лет пятьдесят назад здесь целая гора взяла и враз ухнула в тартарары. То ли старые медные рудники обвалились, то ли пещера… — Он перекрестился. — Теперь чуешь, какой водопад образовался! — Он ткнул револьвером в сторону мощного потока, падающего с отвесной стены справа от них. Над ним стояла высокая радуга, а из-за грохота пенящейся и бьющейся о камни воды приходилось кричать во все горло.
— Сама река под гору уходит, вон там, — рука Вавилова сместилась влево. — В детстве дед меня сюда бывало привезет и спрашивает: «Ну что, хочешь послушать, как черти в аду возятся и грешники дурниной орут?» Я — ухо к земле, а там и вправду шум, вой, грохот… Вода под скалой дорогу бьет и выходит наружу аж через десять верст. Мужики пробовали здесь бревна корявые сбрасывать, так они потом выплывали или размочаленные вдрызг, или ошкуренные добела… Во какая силища! Говорят, что Провал потому и не наполняется до краев, что дна у него вовсе нет… — Иван посмотрел вниз и тяжело вздохнул. — Видишь полоску гальки вдоль воды? Если Прохор спустится туда, то сможет уйти в пещеры, оттуда его никакими дымовухами не выкуришь. Старики говорят, одна аж до самого Каштулака тянется. Хотя, может, и врут, кто их знает? Охотники, знать, по неделе в некоторых бродили, да и мы в прошлом году два трупа в них нашли. Один господь ведает, чьи? То ли беглые какие заплутали, то ли пастухи… — Вавилов вновь перекрестился. — Непременно надо Прохора до водопада остановить. Смотри, — он неожиданно расхохотался и показал на столпившихся на краю обрыва жандармов, — вниз лезть дураков нет, а нас с тобой об этом никто и не спрашивает.
Ухватившись за выступающие над землей корни низкорослого кедра, Вавилов опустился на камни и заглянул под скальный карниз, нависший над обрывом.
И, хлопнув себя по бокам, с несомненном восторгом выкрикнул:
— Ох и упрямый подлец! Ползет ведь!
Алексей лег рядом и тоже увидел Прохора. Тот почти висел над пропастью, цепляясь за ветви и корни растущих на откосе ив и ольховника. И не просто висел, а продолжал медленно и осторожно спускаться, скорее, скользить на животе вниз.
— Давай быстрее! Уйдет, стервец! — приказал Вавилов. И они помчались по кромке обрыва к тому месту, где он существенно понижался. Несколько агентов охранного отделения во главе с Ольховским пытались преодолеть скользкий участок. Они почти лежали на спине, упираясь пятками в глинистую, вперемешку с камнями почву, но в отличие от Прохора, едва лишь закрепились на поверхности, не спустившись вниз ни на йоту.
— Ну, чудилы! — не преминул вспомнить Вавилов любимое слово уголовного сыска. — Так им до утра придется кувыркаться.
Он опять нырнул в камни. Алексей, недолго думая, рванул следом…
И уже через четверть часа, благодаря лишь отчаянному везению и умению Ивана выбирать безопасный путь сквозь адскую смесь грязи, камней и валежника, они стояли в полуверсте от того места, где ревущий поток срывался в пропасть. От навесного моста остались всего лишь две толстых ржавых цепи, перекинутые с одного берега на другой. Нижнюю почти полностью заливало волной. Вторая висела выше, но ее тоже немилосердно трепало водой, и только в крайней степени безумства можно было допустить, что кто-то решится перейти по ним реку.
За считанные секунды водяная пыль, висевшая в воздухе, пропитала насквозь их одежду, и уже через минуту зубы принялись выстукивать дробь, соразмерную лишь с боем армейских барабанов.
Но зато они перекрыли дорогу Прохору. Теперь, чтобы спастись, он должен или ступить на мокрые и скользкие цепи, или признать свое поражение и сдаться в руки агентов уголовного сыска…
Со стороны остальных преследователей попытки спуститься вниз прекратились. Видно, решили не рисковать. И это, несомненно, понравилось Вавилову.