Когда наваливаются толпой, всегда есть риск оказаться подстреленным своим же братом полицейским.
Сверху посыпались камни, куски земли и прошлогодняя листва.
— Идет! — одними губами прошептал Иван и показал глазами на щель между камнями, в которую Алексею следовало скользнуть и броситься сзади на Прохора. Вавилову предстояло обойти его справа и выйти неожиданно навстречу с револьвером на изготовку…
Но Прохору, видно, и вправду помогал не кто иной, как сам звериный бог. За секунду до прыжка Алексея он с отчаянным криком бросился вперед, сшиб с ног Вавилова и кубарем покатился к берегу. Едва поднявшись на четвереньки, цепляясь за мокрые камни, Прохор с трудом подобрался к каменному столбу, за который были захлестнуты цепи. На коленях перелез на нижнюю цепь, ухватился за верхнюю и пополз над потоком, который заливал его с головой, но Прохор продолжал ползти — медленно, осторожно, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух.
Вавилов, ругаясь на чем свет стоит, метался по берегу, а Алексей с расстроенным видом наблюдал, как уходит от них Прохор. Он уж совсем было ступил на цепь вслед за беглецом, но Вавилов приказал ему не лихачить и оставаться на месте, опасаясь, что цепи просто-напросто не выдержат двух человек.
Со стороны обрыва послышались громкие крики.
Алексей явственно различил голос Тартищева, но не повернул головы, опасаясь потерять из виду Прохора.
Через некоторое время Федор Михайлович в грязном мундире с оторванным рукавом, без фуражки, возник рядом с ними и спросил, слегка задыхаясь:
— Уходит, мерзавец?
— Уходит, — понурился Вавилов, а Алексей промолчал. Ему казалось, что Прохор оттого только и держится, что он не сводит с него взгляда.
— Федор Михайлович, — подал голос Иван, — позвольте я его сниму? — Он вскинул револьвер и прицелился.
В это мгновение Прохор оглянулся и, оторвав от цепи правую руку, выхватил из-за пазухи револьвер.
Звуки выстрелов слились в один. Тартищев охнул и схватился за левое плечо, и тут же из-под пальцев потекла-побежала алая струйка…
Но Алексей не видел, что произошло дальше…
После он даже не мог вспомнить, каким образом оказался вдруг рядом с Прохором. Пулей Вавилова тому оторвало палец на левой руке, но в последний момент он успел перехватить цепь правой рукой, уронив револьвер в воду. Потоком его сбило с нижней цепи, и если бы не Алексей, через секунду Прохора размолотило бы в мочало о саму цепь и невидимые подводные камни.
Но Алексей успел ухватить Прохора за шиворот, выдернуть из воды и передать в руки Вавилова, вмиг забывшего про собственные запреты и бросившегося ему навстречу по сильно провисшей нижней цепи.
На берегу Прохора перехватили полицейские, отвели и усадили в камни. Он не сопротивлялся, лишь глухо мычал и крутил очумело головой, и даже его звериный взгляд как-то потух, а глаза помутнели Вавилов связал ему руки веревкой и на всякий случай притянул спиной к дереву неподалеку от Тартищева. Федор Михайлович сидел на камнях не по обычаю бледный и молчаливый. Корнеев поддерживал на весу его руку, а вездесущий Олябьев бинтовал плечо.
Алексей вскарабкался по горному склону и устроился на камнях чуть выше гомонящей внизу толпы. Водяная пыль сюда не долетала, а лучи почти севшего на вершину Каштулака солнца приятно согревали не только тело, но и душу. Он стянул с себя рубаху и сапоги, оглянулся по сторонам, раздумывая, как поступить с тоже насквозь промокшими и изрядно пострадавшими при спуске брюками, и вдруг, не веря своим глазам, замер на месте, вмиг забыв обо всем на свете…
Солнце скользнуло нижним краем за самую высокую вершину Каштулака. И всего лишь на пару секунд, но высветился вдруг на вершине огненный столб, только отдаленно напоминавший крест, но все-таки крест, и ничто другое! Почти мгновенно розовато-желтый предзакатный луч, отраженный от вершин Каштулака, ударился в противоположную от них стену Провала…
И Алексей чуть не задохнулся от волнения.
Наверняка все объяснялось только игрой света и тени, но отчего ж его ноги стали вдруг ватными и подкосились в коленях? Конечно, это могло быть игрой света и тени, но вместе с тем очень сильно напоминало мастерски выполненное распятие, вернее, его верхнюю часть, со склоненной набок человеческой головой. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь рваные облака и скалы Каштулака, освещали терновый венец из рассыпанных по обрыву темно-зеленых пятен можжевельника.
Резкие мазки теней, спускавшиеся от носа до уголков губ, придавали лицу выражение скорби и глубокого страдания, полузакрытые глаза смотрели вниз на кипящую воду, а чуть ниже, словно зияющая на груди рана, чернело пятно. Пещера?!
Солнечный луч над Каштулаком мигнул и погас.
И тотчас видение исчезло, оставив вместо себя лишь грубые каменные разломы да редкие заплаты зелени на мокрых и голых скалах. Алексей с шумом выдохнул воздух и оглянулся, чувствуя, как трясутся у него руки и ноги от волнения. Но, похоже, никто ничего не заметил. Он окликнул Вавилова и, пытаясь снять напряжение, несколько раз быстро перекрестился.
Ночь в горах наступает быстро. Стоит солнцу спрятаться за вершинами, как на тайгу наваливается темнота. Серые тучи опускаются ниже, гнездятся по отрогам гор, укрывают ущелья туманным одеялом, а из укромных уголков выползают промозглая сырость и комары — ночной кошмар для таежных обитателей.
Вокруг горели костры, фырчали и похрапывали в ближнем логу лошади, гомонили и суетились люди…
Федор Михайлович и Лиза сидели под огромной буркой, которую Анастасия Васильевна велела привезти с заимки. Под ней было тепло и уютно. Дочь, прижавшись к отцову плечу, сладко посапывала у него под ухом. Она наотрез отказалась вернуться домой. И с момента его ранения неотлучно находилась рядом, держала за здоровую руку и виновато заглядывала в глаза.
Даже во время допроса Прохора не отошла от отца ни на шаг и только бледнела, когда тот слишком подробно описывал, как душил бедных старух, как убивал Дильмаца и Риту Адамини. И от Мамонта он избавился по одной лишь причине: тот знал, каким образом Прохор из списка живых перекочевал в список мертвых, обзавелся чужим паспортом и пристроился сторожем на кладбище, где хоронили умерших в каторжной тюрьме…
Сейчас Прохор с самым угрюмым видом наблюдал за тем, как поднимают на веревках сундуки, в которых покоились остатки миллионного состояния купца Лабазникова. Подобраться к самой пещере оказалось совсем не просто. Сначала спустили на веревках Алексея, затем Вавилова. Пришлось жечь факелы, к тому же ход был залит водой. В некоторых местах Алексей проваливался по самые плечи, а Ивана и вовсе накрывало с головой. Но все старания не прошли даром. Довольно быстро они отыскали более-менее сухой грот, где и обнаружили несколько проржавевших железных сундуков, запертых на огромные висячие замки.
Чутье сыщика и на этот раз не подвело Ивана.