— Простите, — Суворов виновато улыбнулся, — и, правда, натура моя такая, до всего докапываться, ко всему цепляться.
Я посмотрела на часы.
— Вы меня простите, но мне надо возвращаться домой. Я и так припозднилась. Спасибо за заботу, за чай, конфеты. — Я поднялась из-за стола. — Завтра я постараюсь вернуть вещи. Скажите, когда вам будет удобно, чтобы я подъехала?
— Не беспокойтесь, когда угодно. И не обязательно завтра. Как выберетесь в эти края, так и завезете. — Суворов тоже поднялся и вышел из-за стола. — И не обижайтесь. Я ничего дурного не имел в виду, просто хотел вам помочь! Если позволите, я провожу вас до машины.
— С радостью, — улыбнулась я. — Иначе ваши кеды уведут меня в другую сторону. Уже сейчас я пытаюсь их развернуть в нужном направлении.
Мы посмотрели в глаза друг другу, и я вздохнула про себя. Очень симпатичный мужчина! Но следом промелькнула другая мысль, которая тотчас перекрыла кислород первой. Какие амуры? О чем я думаю? Сережа! Я должна за него бороться! Он — отец моей дочери! Он — мой муж! А симпатичных и обаятельных мужиков слишком много, чтобы на каждого обращать внимание. Конечно, Суворов спас меня от грабителей, но это не значит, что я должна растаять от благодарности.
Я подхватила сумочку и только тут заметила, что она тоже в краске.
Суворов поспешил на помощь. Смочил тряпку растворителем и протер сумочку. Теперь от нее отвратительно воняло, но я ведь тоже не благоухала, и все-таки произвела на своего спасителя впечатление. Я это почувствовала всей своей, местами чуть ли ни до крови содранной, а кое-где в пятнах краски кожей. Такое осознается мгновенно. Человек смотрит в другую сторону, намеренно тебя не замечает, а ты ощущаешь его каждой клеточкой своего тела, каждой жилочкой и нервной клеткой.
А другой кружит возле тебя часами, преданно заглядывает в глаза, осыпает комплиментами и предупреждает каждое твое желание, а ты его на дух не переносишь и терпишь из-за того, что воспитание не позволяет сказать ему гадость. Что происходит? Почему мы выбираем одних, и не замечаем других, возможно, более порядочных, заботливых, любящих, и тратим жизнь на заведомых негодяев? Впрочем, у мужчин наверняка то же самое, только они реже выворачивают свою душу наизнанку, но зато чаще ходят налево. Словом, никто не застрахован от ошибок, обидно другое, что мы слишком быстро о них забываем. Победы помним, моменты счастья, а вот ошибки осознанно вычеркиваем из своей жизни, прячем их в темный чуланчик, самый дальний чуланчик нашего сознания, а потом вдруг спохватываемся, отчего вдруг чуланчик раздался в размерах? Распух, как флюс, вот-вот лопнет, и чернота выплеснется наружу…
Видно, я слишком пристально смотрела на Суворова, потому что взгляд у него изменился. Что-то в его глазах промелькнуло, я не поняла, что именно, но внутренне съежилась от непонятных предчувствий. И, все же, не отвела свой взгляд, и даже мило в ответ улыбнулась.
— Спасибо, что бы я без вас делала?
— Да уж, не знаю, наверняка бы не справились, — Суворов учтиво склонил голову, — но я всегда к вашим услугам. Звоните, если что…
— Нет, нет, — перебила я его. Не хватало, чтобы дело дошло до обмена телефонами. — Надеюсь, ваша помощь мне не понадобится. — Кажется, это прозвучало не слишком красиво, и я постаралась исправиться. — Я вам очень благодарна, но не смею нагружать вас своими проблемами.
— А у вас есть проблемы? — быстро спросил он.
— Есть, у кого их нет, — усмехнулась я, — но все они решаемы малыми женскими силами.
— Хорошо, если так, — согласился Суворов. — Я понял, вы из тех женщин, что предпочитают выруливать сами.
Я на мгновение задумалась. Странно, но я никогда об этом не задумывалась. И вот нашелся человек, который правильно обозначил мою роль на нашем семейном судне. Я рулевой, и от меня зависит, не напорется ли наш корабль на подводные камни, не сядет ли на мель, не врежется ли в айсберг. Впрочем, до вчерашнего дня поводов для беспокойства не было, пока не встал на нашем пути огромный коралловый риф из той самой обертки с отпечатками губ, презервативов и писем из шкатулки…
— Да, я предпочитаю выруливать сама, — спокойно согласилась я, и не менее спокойно посмотрела на Суворова. — Вы согласились меня проводить, так провожайте!
Мы вышли из дворницкой и стали подниматься по ступенькам вверх. Суворов поддерживал меня под руку, иначе я со своей обувью не справилась бы. Мне не хотелось думать о том, как я выгляжу со стороны. Главное, дойти до машины… К счастью, двор из-за непомерной жары был пуст, и мы спокойно миновали его. Зеленое пятно на асфальте и цепочка следов снова напомнили мне о недавнем происшествии, но сейчас я чувствовала себя, несомненно, лучше, чем, когда преодолевала это пространство в заляпанной краской одежде. Шляпка и очки в луже отсутствовали, видно, кто-то подобрал, или дворник подсуетился, выбросил их в мусор. Тут я вспомнила, что оставила свою испорченную одежду в дворницкой и сказала об этом Суворову.
— Вы хотите ее забрать? — спросил он и остановился.
— Нет, нет, — торопливо сказала я. — Выбросьте ее на свалку или сожгите. Ее уже не отстирать.
— Я возмещу вам урон, — глухо сказал Суворов. — Скажите, сколько я вам должен?
— Вы с ума сошли! — рассердилась я. — Во всем виновата я сама! Никаких возмещений долгов! И прекратите эти разговоры, или я обижусь.
— Ну, хорошо, хорошо, — Суворов выставил перед собой ладони, — не буду. — И снова взял меня под руку. — Пойдемте уже!
Машина дожидалась меня на прежнем месте, и только полузатоптанные следы моих туфель и взбитый песок, напомнили о том, как я чуть-чуть не поплатилась за собственное легкомыслие.
Мы остановились возле «Рено». Я погладила его горячий бок. Как славно, что эти проходимцы не угнали его. Новые неприятности окончательно выбили бы меня из колеи. Мне повезло, что Александр Васильевич Суворов, пусть не фельдмаршал и не генералиссимус, а всего лишь бывший пограничник и дворник, так вовремя встретился на моем пути, пусть и на пару с этой злополучной банкой краски.
— Огромное вам спасибо! — сказала я проникновенно. — Вы мне очень помогли, а одежду я вам верну в целости и сохранности, не беспокойтесь! — и пожала ему руку.
Рукопожатие у него было сильным, а рука — теплой, но не потной. И взгляд странный, как у обиженного ребенка. Я понимала, что способна этот взгляд изменить, только мне это было не нужно. Зачем подавать человеку ложные надежды? Конечно, я верну ему завтра одежду, и все! На этом наше знакомство закончится. Не встречались же мы до этого, и ничего, жили себе, поживали. Мы молча стояли и смотрели друг на друга, и я не сразу поняла, что Суворов до сих пор держит меня за руку. Со стороны это выглядело не слишком прилично, и я торопливо освободила руку.
— Пока, — сказала я весело и открыла дверцу. — Уже опаздываю. Дома меня потеряли.
И в этот момент за моей спиной резко просигналил автомобиль. Я испуганно оглянулась. И обмерла от неожиданности. Нет, я не испугалась. И все-таки какое-то неприятное чувство возникло вдруг в животе. Голова закружилась и, чтобы не упасть, я схватилась за открытую дверцу. Красная иномарка остановилась в пяти шагах от меня, и сквозь лобовое стекло уставилась на меня знакомая рожа с поросячьими глазками.