— Я не помню, чтобы кто-то ко мне подходил…
— И хорошо, что не помнишь. Такие люди ничем не гнушаются, но, видно, не поступило команды убрать тебя, вот они и смылись втихую.
— Да, я понимаю, — я покачала головой и прикурила вторую сигарету. — Клим очень вовремя подсуетился. Но скажи, как он узнал, что мы приедем с Сережей на квартиру Марины? Мы никому, даже Римме не сказали об этом. И ты тоже не знал об этом…
— Твой Сергей так все запутал! — Вздохнул Суворов. — Мы действительно ждали его на следующий день. Это моя вина, что не просчитал подобный вариант…
— И все-таки, почему Ворошилов оказался у дома первым?
— А это к Хрусталеву, — усмехнулся Суворов. — Он тебе расскажет, что его ребята обнаружили под крышкой твоего кухонного стола, в спальне и в кресле Риммы. Ворошилов знал о каждом ваше шаге… Очень шустрая сволочь…
— Понятно, — вздохнула я, — но ты наверняка не скажешь мне, что было в той папке, из-за которой убили Сережу?
— Точно не скажу, но ты должна знать, что эти бумагу спасут репутацию комбината. И ты их сама передашь Генеральному.
— Но как ты оказался в компании Хрусталева?
— Было дело! В какой-то момент наши интересы пересеклись и пошли затем параллельно! — Суворов посмотрел на меня. — Это все, что я хотел тебе сказать.
— Все ли? — удивилась я. — Я прекрасно понимаю, что не допущена к коммерческим тайнам комбината, и больше, чем положено, не буду пытаться узнать. Но скажи, то, что ты рассказывал о себе, правда? Или такая же сказка, как легенда о замечательном дворнике?
— Я тебя ни в чем не обманул. До недавнего времени я служил в погранвойсках, но по ранению меня комиссовали, я вышел на пенсию, надо было прибиваться к какому-то берегу…
— Теперь я понимаю, какие тундры, и какие берега ты топтал в последнее время? Так и не смог расстаться с Севером?
— Не смог, — тихо сказал Суворов и уставился в стол, сломав при этом сигарету. Он торопливо смахнул крошки табака в пепельницу, и я заметила, что его пальцы слегка подрагивают.
Но он снова поднял на меня взгляд. И теперь он был у него жестким, а не виноватым.
— Но очень скоро я переберусь в ваш город. Уже подписан приказ. Меня назначили временно исполняющим обязанности Генерального директора представительства. Пока! А дальше видно будет!
И тогда я рассмеялась. Как я себя сейчас ненавидела за тот смех.
— Ой, не могу! — Хохотала я. — Сначала ты заменил Сережу в постели, а теперь и в представительстве.
Я понимала, что мой смех больше смахивает на истерику, и все-таки не могла остановиться.
Я видела, как блеснули его глаза, и желваки заходили на скулах. И если бы он сейчас закричал на меня, стукнул кулаком, все было бы кончено. Раз и навсегда! Бесповоротно!
Но он вдруг встал и подошел ко мне. Он стоял, а я сидела и испуганно взирала на него снизу вверх. Он сжал мое лицо ладонями и слегка встряхнул.
— Аня! — сказал он. — Успокойся! И прости меня! Сейчас не время это говорить. Мне сорок шесть. Я старше тебя лет на пятнадцать…
— На двенадцать, — упавшим голосом сказала я, потому что почувствовала, какое за этим последует продолжение.
— Все равно много! — Сказал он. — Всякое бывало в моей жизни. Я видел и пережил такое, что и врагу не пожелаешь! — Он вдруг быстро отнял руки от моего лица, и вернулся на прежнее место. Впервые я видела, что Суворов не в себе, и сердце мое отчего-то замерло. А он воевал с зажигалкой, но так и не смог закурить, и с досадой отшвырнул ее, и она свалилась со стола. Я продолжала молча за ним наблюдать.
— Аня, не смотри на меня так, — наконец, взмолился Суворов, и провел ладонями по лицу, словно смахнул что-то. — Прости, но я тебе соврал…
Сердце у меня свалилось куда-то под стул, на котором я сидела. Сейчас он скажет, что женат…
Но вопреки своим страхам услышала другое:
— Я обманул тебя, когда говорил, что это не влюбленность. Я не смог объяснить свое состояние, потому что на самом деле, не знал, что это такое. А вернее, раньше просто не догадывался, что так бывает. А, черт! — Он махнул рукой. — Совсем запутался! Одним словом, я понял, что не могу без тебя, и испугался. И уговаривал, скорее, не тебя, а в первую очередь себя. Думал, все это у нее под влиянием стрессов. Перебесится баба и снова вернется в свое уютное и теплое гнездышко.
— Я — не баба, Суворов! Заруби это себе на носу!
— Да понял я! Понял! Просто так мне было легче. Пойми, каково это на пятом десятке лет осознать, что ты влюбился в женщину, притом в жену своего сослуживца… Поверь, Аня, это очень горько, очень тяжело! Жить и знать, что впереди никакой перспективы, что любимая женщина потеряна для тебя навсегда… Я почти проклинал тот момент, когда вызвался тебе помочь… Но тогда я не знал, что ты жена Родионова.
— А когда узнал?
— Тогда уже было поздно! — Суворов неловко улыбнулся. — Прости, неприлично объясняться в любви вдове. Я не хотел тебе говорить…
— Но так сложились обстоятельства… — вздохнула я. — И я тебя прощаю! И, честно, ничего не могу сказать тебе в ответ. Ты — славный, порядочный… Ты — классный мужик, Суворов! И я никогда не забуду, сколько раз за прошлую неделю ты спас меня. И ночь в машине тоже не забуду. Но душа Сережи бродит где-то здесь, я это чувствую. И ему неприятно, что его жена выясняет отношения с другим мужчиной. Я не знаю, как сложится все в дальнейшем, но я все простила Сереже. И пока его душа не успокоится, не обретет свое пристанище, я тебя ничем не смогу ответить.
— Ты права! Ты абсолютно права! — Суворов поднялся из-за стола. — Прощай, Аня! Надеюсь, я не был тебе противен. Ты — молодая, красивая женщина. Ты еще встретишь свое счастье! Зачем тебе старый, потертый жизнью вояка! — и быстро вышел из комнаты.
Возможно, мне надо было побежать за ним, остановить, сказать какие-то слова, чтобы не сидеть сейчас у окна, и не терзать себя воспоминаниями. А еще гадать: приедет попрощаться, не приедет… Я посмотрела на часы. Пятый час утра… Уже не появится. Я знала, первый рейс на Таймырск в семь часов. Нет, не поедет Суворов в такую рань к женщине, которая, по сути, от него отказалась…
— Аня! — произнес кто-то тихо за моей спиной.
И я резко повернулась. Суворов стоял под моим окном. А я так задумалась, что не расслышала его шаги.
Я продолжала сидеть на стуле, потому что ноги враз отказали, а еще очень сильно дрожали в коленках, и, вытаращив, как последняя дура, глаза, не знала, что сказать.
— Т-ты? — Я с трудом выдавила первое слово, остальные пошли легче. И все-таки я не нашла ничего лучше, чем спросить: — Как ты прошел в ворота?
— Я? — он полез в карман и достал брелок, с помощью которого ворота автоматически открываются, и положил его на подоконник. — Вот! Передай Римме Витальевне.