Его руки были горячими и смелыми, они ласкали и тешили, и Наташе чудилось, что ее тело парит в воздухе. А душа, та и вовсе взмыла к облакам, когда он осторожно и нежно взял ее. Тут она потеряла способность не только дышать, но и соображать что-либо. Простыни сбились, подушки свалились на пол, и когда возлюбленные вновь вернулись с небес на землю, оказалось, что оба лежат поперек кровати, рука князя покоится у Натальи на груди, а она обнимает его за талию.
— Сейчас я принесу шампанское, — сказал Григорий и сел на постели. На нем не было ничего, кроме ее медальона. И Наташа потянула за цепочку.
— Отдай, — попросила она тихо. — Я потеряла его в прошлый раз.
Князь перехватил ее руку.
— Откуда он у тебя?
— Подарок. — Наташа тоже села. И князь покорно опустил голову, когда она снимала с него медальон. И когда он улегся на свое законное место в ложбинке между ее грудей, князь осторожно погладил его пальцем.
— Расскажи. Пришло время.
— Хорошо, — произнесла она без малейшего испуга. — Ты должен это знать.
Он обнял ее, и они снова легли. Рука князя мягко поглаживала ее грудь, и Наташа впервые за многие годы поняла, что наконец обрела то, что искала и не могла найти всю свою жизнь, — искреннюю и взаимную любовь.
И, самое главное, она ничего не боялась и совсем не испытывала стыда, когда рассказывала ему ту историю, из-за которой чувствовала себя обиженной и обманутой последние десять лет. Рассказывала о том, как после свадьбы, на которой молодой муж смотрел на нее с откровенной ненавистью, молодоженов на трое суток самым настоящим образом заперли на замок в супружеской спальне. И там она провела самые счастливые дни и ночи в своей жизни. Их страсть была безумной, они любили друг друга неистово, но только муж за все это время не произнес ни единого слова, а ставни на окнах были плотно закрыты, так что завтракали, обедали и ужинали они почти в кромешной темноте. Но Наталья была настолько неискушенным созданием, что даже не подозревала о чьем-то злом умысле. Она все принимала за чистую монету. Впрочем, какое ей дело было до подобных странностей, если все эти три дня и три ночи она рождалась и почти умирала в руках своего мужа и думала, что это будет продолжаться вечно.
Но на четвертое утро она проснулась в постели одна. В спальне было светло, а горничная подала ей будничное платье и сказала, что ее ждут к завтраку.
С помощью Глафиры Наташа быстро оделась и не находила себе места, пока та причесывала ее. Она просто изнывала от нетерпения. Молодая жена успела соскучиться по мужу и горела от желания скорее увидеть его.
Наконец волосы были уложены в прическу, букли на висках завиты. И Наташа сорвалась с места.
— Где граф? — выкрикнула она на пороге.
— В своей спальне, — ответила горничная. — Он там с бароном.
— Своей спальне? — Наташа замерла и уставилась на Глафиру. — Разве…
Та пожала плечами:
— Это — ваша спальня, а его сиятельства — в другом крыле.
Но и это не удивило юную графиню. Мало ли какие порядки могли царить в ее новой семье. А она готова была подчиниться любым, даже самым нелепым.
Подобрав юбки, она почти летела по коридорам. И вдруг увидела куафера графа. В руках у того был его саквояж со щипцами для завивки волос и усов, пилками, ножницами и прочим снаряжением, с чьей помощью парикмахер превращал любую невзрачную физиономию в произведение искусства.
Он зашел в одну из комнат, Наташа скользнула следом. И увидела мужа. Он сидел на стуле по пояс обнаженный, а барон фон Кромм натирал его спину какими-то благовониями. Их приторно-сладкий запах витал в воздухе. Наташа поморщилась и весело заявила:
— Барон, пойдите прочь, я хочу поцеловать своего мужа.
Федор дернулся, словно его ударили кнутом. Барон тоже вскинул голову. И Наташа в ужасе отшатнулась. Такая дикая, почти нечеловеческая ненависть читалась на лицах обоих.
— Вон! Вон отсюда! — завизжал исступленно граф и застучал ногами, как маленький капризный ребенок.
— Пошла прочь! — замахал на нее руками барон. — Убирайся!
Испуганный куафер вжался в угол и прикрыл голову саквояжем, когда граф сорвался с места и, подхватив увесистую трость, бросился на жену. Но она лишь вскрикнула, когда он ударил ее по плечу. И застыла на месте от ужаса, уставившись на его обнаженную грудь. У графа она была абсолютно чистой, как у новорожденного младенца, в отличие от той, которую она недавно ласкала. Пальцы ее путались в жестких и густых зарослях, в которых она любила зарыться лицом, а иногда так и засыпала…
Наташа закричала и от боли, и от отчаяния одновременно. Комната поплыла перед глазами. Очнулась она уже в своей постели с мокрым полотенцем на голове. В спальне никого не было. На столике рядом с кроватью стоял остывший завтрак. Наташа обвела бессмысленным взглядом комнату и перевела его на балдахин над своей головой. И снова закрыла глаза. Она ничего не понимала, но чувствовала, что с ней совершили что-то безобразное, грязное, несправедливое…
Наташа уткнулась в подушку и плакала навзрыд, стараясь, чтобы никто не слышал ее всхлипов. Рука ее теребила простыню и вдруг наткнулись на золотую цепочку, торчавшую из-под подушки. Она потянула за нее, и в ладонь ее лег небольшой медальон с изумрудом на крышечке. Щелкнул замочек, и она увидела прядь черных, жестких на ощупь волос. И все поняла!
С этого дня она стала избегать графа. Благо, что это нетрудно было сделать. В спальне ее он ни разу не появился. А при встрече всякий раз бросался на нее с кулаками, пытался огреть плетью или тростью. И оскорблял страшными, срамными словами, такими, которыми не оскорбляли, наверно, даже падших женщин в портовых борделях и в гадких, последнего разбора притонах.
Но она терпела. На ее руках была Ксения. И им некуда было податься. Позже она поняла, что граф вообще ненавидел женщин. Его любовью были молоденькие мальчики, которые то появлялись в его половине дома, то исчезали, а старая графиня делала вид, что в этом нет ничего особенного. И очень сердилась на Наташу, что та не сумела завлечь мужа в свою спальню. И успокоилась только тогда, когда невестка сообщила ей, что беременна…
— Ты можешь думать обо мне что угодно, но я и впрямь не знаю, кто был тот человек, настоящий отец Павлика. Не появись я внезапно в комнате Федора, так бы и осталась в неведении, почему он столь резко переменился ко мне. Похоже, барон знал об этом человеке, и они на пару с Федором решили провести графиню, которая настаивала на женитьбе сына. Нищая дурочка оказалась очень кстати… — Наталья подняла глаза на князя. — Слава богу, Павлик, кажется, похож на меня, а первое время я чуть с ума не сошла, стараясь разглядеть в его лице черты того человека, который…
Она всхлипнула и закрыла лицо ладонями.
— Прости, тебе не стоило знать это, но я не хочу скрывать свое прошлое. И теперь только тебе решать, как поступить дальше.