Только взобравшись на карниз, они поняли, насколько точно название тропы отвечало нынешнему ее состоянию.
Гигантская россыпь поглотила ее начало, и теперь она проходила гораздо выше, чем прежде, так что молодым людям пришлось приложить немало усилий, чтобы подняться на нее, но ненадежному, грозящему обвалами склону. Вблизи тропа представляла еще более жалкое зрелище, чем снизу.
Нога человека не ступала на нес уже лет десять. Постоянные камнепады, стекающие со скалы многочисленные ручьи постепенно подтачивали карниз, и на некоторых участках его оставалось на вершок, не более. И в подобных местах приходилось идти, прижавшись лицом к скале, уповая лишь на бога да на везение.
Склон, который они пересекали, был крутым и на головокружительной высоте падал отвесно вниз. В какое-то мгновение Маша представила, что будет, если один из них не удержится на тропе. Наверное, потянет за собой всех остальных в эту ужасную бездну, дно которой усеяно острыми, как штыки, скалами. Но она тут же постаралась отогнать от себя эти мысли. Все они по настоянию Мити обвязались одной веревкой, и если даже один из них сорвется с карниза, оставшиеся трое в состоянии удержать и спасти его.
Менее чем за час они прошли по тропе более версты, если судить по шагам, которые Маша непроизвольно все это время подсчитывала, благополучно миновали острый выступ, где карниз сужался чуть ли не до ширины ладони. До конца тропы оставалось пройти с десятка два саженей, чтобы достичь наконец обширного, покрытого снегом плато — последнего, как они надеялись, сложного препятствия на пути к перевалу.
Внезапно где-то в отдалении раздался странный звук, похожий на пушечный выстрел.
— Что это? — прокричал Митя Васене.
— Лавина! — крикнула она в ответ. — Сейчас самое время для них!
«Бог ты мой! — подумал Митя. — О лавинах я и не подумал. А ведь они тоже могут погубить нас!» И тут же рассмеялся про себя. Как будто внизу они были в меньшей опасности.
Некоторое время он размышлял об относительности всего сущего на земле, а потом его мозг вновь, почти независимо от него, переключился на мысли о Маше, и не осталось ничего на свете, кроме беспокойства за жизнь дорогой ему женщины. Без единой жалобы, без упреков и сетований она отважно шла впереди него по карнизу, и лишь иногда на повороте мелькала перед Митиным взором ее слегка побледневшая щека или закушенная нижняя губа. Тогда его сердце замирало от нежности к этой удивительной женщине. И уже в который раз он клялся себе, что непременно скажет ей о своей любви, сразу же, как только они выберутся из этого ада. Он обязательно признается Маше, как сильно любит ее и уже не представляет себе жизни без нее. И если она откажет ему, он все равно будет счастлив, потому что не каждому дано испытать столь сильное и светлое чувство, какое довелось испытать ему. Оно помогло ему выжить, поверить в возможность освобождения и в то, что ничего в этой жизни для него не потеряно!
Наконец карниз кончился, но теперь им предстояло преодолеть обширное, покрытое снегом плато, что было не менее опасно из-за возможных лавин. Решено было пересекать его под углом и как можно быстрее, чтобы не подрезать ненароком снежный пласт и не вызвать его подвижку.
Маша обвела взглядом огромное белое пространство и подумала, что впервые испытывает такой ужас перед снегом.
Под яркими лучами полуденного солнца он искрил и переливался. От этого непомерного блеска потемнело в глазах, в них заплясали какие-то темные точки, спирали, и Маша, закрыв глаза ладонями, зашаталась и чуть не упала от внезапного головокружения и тошноты. Ей показалось, что она слепнет. В тот же момент она почувствовала, что ласковые руки обняли ее и удержали от падения.
— Прости, дорогая! — Теплые губы коснулись ее виска. — Я совсем забыл предупредить тебя, чтобы ты не смотрела на снег. А сейчас успокойся, закрой глаза, дай им немного отдохнуть.
Маша послушно закрыла глаза. Ей казалось, что под ресницы набились сотни острых песчинок, по щекам поползли слезы.
— Что со мной? — спросила она.
— Ослепление снегом, или снежная слепота, — пояснил Митя и вытер носовым платком текущие по ее щекам слезы. — Не ты одна попалась, вон и Антона Васена лечит…
— Сейчас я и вам помогу. — Васена подошла к Маше и принялась массировать ей веки холодными сильными пальцами.
Они были покрыты каким-то веществом, мягким и немного колючим.
— Что это, Васена? — спросила ее Маша.
— Древесная зола из костра. Я на всякий случай с собой прихватила. Она немного предохраняет от блеска. Я слышала, так контрабандисты поступали, когда через снежники ходили.
Через некоторое время Маша открыла глаза и, к своему облегчению, обнаружила, что видит, хотя и не так отчетливо, как прежде. Она посмотрела на своих спутников и не выдержала, расхохоталась. Лица всех троих украшали широкие черные полосы, и выглядели они почти как американские дикари, вышедшие на тропу войны.
— Нужно сделать капюшоны из одеял и прикрыться ими от блеска, иначе мы все ослепнем, — предложил Митя.
Действительно, это было весьма разумное решение, и самодельные капюшоны помогли им отгородиться от беспощадных солнечных лучей. Через час они миновали снежник и вышли на точку, с которой хорошо был виден перевал, до него оставалось совсем немного — версты две, а то и меньше.
Теперь можно было позволить себе небольшой привал.
Маша с трудом опустилась на колени, чувствуя, как тело наливается тяжестью. Впервые в жизни она так устала. Рядом как подкошенный рухнул Антон. И ему дались нелегко эти немереные версты по непадежной тропе и снежной целине, грозящей не меньшими опасностями.
Митя присел на камень рядом с Машей и коснулся рукой ее плеча:
— Не расстраивайся! Сейчас отдохнешь немного, и все пройдет. Эта усталость от высоты и недостатка воздуха. Я тоже чувствую себя так, будто меня хорошенько отходили палками.
Маша закрыла глаза и положила голову на Митины колени. Рядом с ним она чувствовала себя в полнейшей безопасности. И впервые за последние дни испытала покой и умиротворение. Мужская рука, теплая и слегка шершавая, осторожно коснулась ее щеки, убрала с лица выбившуюся прядку волос, и Митя прошептал:
— Что бы ни было, но теперь мы свободны, и никакой Мордвинов нас уже не достанет!
Внезапно Васена — она единственная не проявляла признаков усталости и раскладывала на льняной салфетке сухари и вяленое мясо, их не слишком обильный обед, — весело рассмеялась:
— Кажись, заметили нас служивые! Видите, как забегали, что твои мураши вокруг куска сахара!
И правда, казаки, сверху казавшиеся не крупнее муравьев, суетились между камней, перебегали с места на место, и со стороны было даже забавно наблюдать за ними, чувствовать себя виновниками этого переполоха и понимать, что руки у твоих врагов слишком коротки, чтобы добраться до тебя.
Среди камней вспыхнули фонтанчики желтоватого порохового дыма, затем услужливое эхо донесло до беглецов несколько слабых хлопков. Казаки беспорядочно палили в белый свет, вымещая тем самым свое отчаяние и злобу на тех, кто умудрился самым таинственным образом миновать все ловушки, засады и благополучно ускользнуть от погони. И более всего преследователей бесило то, что беглецы, сознавая свою недосягаемость, шли к перевалу в открытую, не таясь, тем доводя оплошавших охотников за головами чуть ли не до исступления…