— Но как ты собираешься получить разрешение на эту поездку? — Маша почувствовала неуверенность в голосе князя и поняла, что он почти сдался. — Нужно согласие Государя, а он — особа капризная и злопамятная. И здесь не помогут ни слезы, тем более ни деньги.
— Я это возьму на себя, — решительно произнесла Маша, — и пойду на все, на унижения, на любые оскорбления, но добьюсь этого разрешения, и тогда, возможно. Вы поверите в меня!
— Машенька, — осторожно спросила княгиня, — ас Алешей ты посоветовалась?
— Нет, — Маша виновато посмотрела на нее, — я не советовалась с ним, но думаю, что он поймет меня. Да и я ведь не по-настоящему выйду за Митю, так что впоследствии мы сможем обвенчаться с Алексеем.
— Ох, Мария, Мария, — вздохнул тяжело князь и покачал головой, — гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
— Я все продумала, не беспокойтесь, — жестко сказала Маша и, решительно тряхнув головой, достала из-за манжеты платочек, вытерла глаза. — Послушайте, батюшка, что я придумала. Если помните, Митя в своем письме написал, что женатым каторжникам позволено два раза в неделю встречаться с женами, и я не думаю, что все это время рядом с ними находится стражник. И мы с Антоном, я просто уверена в этом, сумеем на месте определить способ, как устроить побег. Рядом Китай, вероятно, мы уйдем туда, или, как запасной вариант, по реке Аргунь спустимся в Амур, по нему доберемся до моря и дальше — до Охотска. А там, говорят, довольно часто бывают американские торговые суда, шхуны китобоев и охотников на морского зверя. Так что, имея деньги, доплыть до Америки не составит большого труда.
Князь хмыкнул и покачал головой:
— По-моему, ты изрядно начиталась авантюрных романов, Машенька! Именно в них все легко и просто, а в жизни вам придется преодолеть тысячи верст но горам, лесам, топям… Ведь в тех местах практически нет русских поселений, кругом дикая природа, не менее дикие пароды и хищные звери, наконец. До сей поры нет даже приблизительной карты тех мест, до сих пор никто еще не прошел Амуром до его устья, и неизвестно, где оно находится. — Владимир Илларионович обнял Машу за плечи и подвел ее к окну. — Смотри, перед тобой — удобный мир с извозчиками и мостовыми, с прекрасными дворцами и ресторанами. У тебя есть свой дом — уютный, теплый. К твоим услугам горничные и лакеи, а Климентий всегда приготовит на завтрак, обед и ужин. любое блюдо, какое только пожелаешь!.. Но если ты решишь отправиться в Сибирь — все это надолго, если не навсегда, исчезнет из твоей жизни. Тебе придется заниматься тем, чем никогда не занимаются барышни твоего происхождения. Ты будешь иметь дело с вещами, о существовании которых даже не подозреваешь сейчас.
— Я научусь этому, — упрямо проговорила Маша, — не боги горшки обжигают. Вы покажете мне, как стрелять из ружей и пистолета, верхом я езжу не хуже вас, и Климентий уже согласился обучить меня стряпать самые простые, но вкусные блюда.
— Действительно, тебе не откажешь ни в уме, ни в предусмотрительности, ни в смелости, — опять вздохнул князь, — но пойми, я не могу позволить поломать твою жизнь. Учти, все, что ты перечислила, лишь малая толика того, что тебе предстоит изведать и научиться делать.
— Я ничего не боюсь! — Маша решительно закусила нижнюю губу. — Вы увидите, что я не жеманная барышня и, если придется, сумею постоять за себя и исполнить наш план в самом лучшем виде!
— Маша, мы считаем тебя своей дочерью и хотели бы, если ты пожелаешь, чтобы ты звала нас отцом и матерью. — Княгиня подошла к ней, обняла и поцеловала в лоб. — Я очень люблю тебя и клянусь, что мое сердце разрывается от горя, когда я представляю, что мои дорогие дети вынуждены будут испытывать неимоверные лишения, а я буду сидеть и этом красивом доме и дожидаться, когда юная хрупкая девушка спасет моего сына. — Она промокнула глаза и нос маленьким кружевным платочком и не менее решительно, чем Маша перед этим, произнесла:
— Я сама поеду в Сибирь и помогу Мите бежать.
— Ну это ты, матушка, определенно с ума сошла! — рассмеялся князь и обнял жену. — Нет, наше время прошло, дорогая! Теперь нам остается только ждать и надеяться, что господь услышит наши молитвы и поможет Маше добиться успеха.
— Но меня беспокоит Алексей. — Зинаида Львовна с грустью посмотрела на Машу. — Твой жених вправе воспротивиться и не пустить тебя в Сибирь. Кроме того, как он воспримет известие, что ты собираешься вступить в брак с Митей? Конечно, мы сможем ему довериться и сказать, что это будет фиктивный брак, иначе тебя просто-напросто не допустят к Мите. Но как отнесутся к этому его родители? Они вот-вот вернутся в Петербург, и Алеша должен будет познакомить их со своей невестой… — Она покачала сокрушенно головой и развела руками. — Не представляю, как он поступит в этом случае. Да и сам факт, что ты много дней и ночей будешь рядом с молодым мужчиной один на один — это тоже может не понравиться Алексею. Что ни говори, но Митя тебе не родной брат…
— Во-первых, с нами будет Антон, во-вторых, если Алексей Федорович не поймет меня, значит, я ошиблась в своем женихе и мне не стоит связывать с ним свою судьбу, — сказала Маша, как отрубила, и продолжала говорить, не заметив, что князь и, княгиня быстро обменялись взглядами, а Зинаида Львовна даже вздохнула. — Я поступаю так, как считаю. нужным. И это испытание не только для меня, но и для Алексея. Если он любит меня, то должен не только согласиться; с моим решением, но и помогать всеми доступными для него способами. До этого он показал себя самым верным и преданным Митиным другом, надеюсь, он не отступится от него и дальше.
— Маша, — князь подошел к ней и взял ее руки в свои, — ты не представляешь, что творилось в моей душе все эти долгие месяцы! Жизнь казалась мне беспросветной и почти закончилась в тот момент, когда я узнал, что мне никогда уже не придется увидеть своего сына. Ты подарила нам с матушкой надежду, и даю тебе слово, мы сделаем все, чтобы помочь вам обоим. Продадим все до последней ниточки, по миру пойдем, но вас, детей своих, в беде не оставим!
— Маша, дорогая, но это невозможно! — потрясенно произнес барон, подошел к своей невесте и, обняв ее за плечи, привлек к себе. — Я никуда тебя не отпущу, и прошу тебя, откажись от этой сумасбродной затеи! Никто тебя не осудит, любой здравомыслящий человек поймет, что твоя поездка в Сибирь — форменное самоубийство!
— Алексей Федорович, — Маша подняла на него глаза, — я надеялась, что вы поймете меня, как никто другой. Вы — честный и искренний человек, так, пожалуйста, позвольте и мне быть честной и откровенной до конца. Я не смогу оставить князя и княгиню один на один с их горем, потому и просила отложить нашу свадьбу. Кроме того, я никогда не буду чувствовать себя счастливой, зная, что один из дорогих мне людей не свободен, что ему невыносимо тяжело и одиноко.
Представьте себя на его месте, и вы поймете, каково вдруг оказаться выброшенным из привычной жизни, стать изгоем общества, человеком, которому навеки отказано в праве на любовь, счастье.
Алексей опустил руки и отошел к окну. Какое-то время он молча вглядывался в ночную мглу, потом повернулся и грустно улыбнулся: