— Да какой он ассистент? — удивился тот. — Зинаида Петровна, правда, при знакомстве его вторым ассистентом представила, но он в сеансах не участвовал, не помогал ей с клиентами, как я. Дармоед он, а не помощник! Едва грамоту знает, а уж наглости да хамства выше головы. И в доме появлялся от случая к случаю. Бывало, три дня жил, а после на неделю исчезал. Я как-то высказал Зинаиде Петровне свои сомнения по поводу его занятий, а она рассердилась, накричала на меня, пригрозила выгнать без рекомендаций.
— А из-за чего вышла ссора? Есть свидетели, что вы с новым ассистентом недавно крепко повздорили и Зинаида Петровна чуть ли не разнимала вас.
— Не помню, — поджал губы Сыроваров и отвернулся. — Я себя уважаю и со всяким отродьем в споры не вступаю.
— Ну, смотрите, Борис Федорович, — сказал Алексей, — не хотите говорить — не надо, а в вашем положении лучше рассказать все честно. Алиби у вас нет, ссоры вы не подтверждаете. Похоже, у вас имеется умысел ввести следствие в заблуждение. Но как бы вам это боком не вышло!
— Я уже сказал, это не моя тайна, — произнес упрямо Сыроваров.
— Женщина? — справился Иван. — Небось замужняя?
— Какое ваше дело? — взвился тот, подтверждая тем самым, что предположения Ивана не лишены основания. — Это моя личная жизнь, и не смейте лезть в нее своими лапами!
Ищейки! Гнусные ищейки!
— Ого! Как тебя разобрало! — протянул удивленно Иван. — Ладно, твоей личной жизни мы касаться не будем, только как бы она, эта жизнь, не закончилась в петле. Из-за своих благородных понятий ты, голубь сизокрылый, первый подозреваемый в совершении преступления. А все, что ты рассказал нам про отношения мадам Клементины с ее любовником, — всего лишь попытка перевалить вину с больной головы на здоровую. Так что без лишних угрызений совести отправим мы тебя сейчас в тюрьму. Посидишь там, поразмышляешь, авось и передумаешь вводить господ полицейских в заблуждение. Так я говорю?
Сыроваров, побледнев, молча уставился на него.
— Чего застыл? — усмехнулся Иван. — Решай, пока начальство не пожаловало. После тебе мало не покажется. Есть у нас мастаки, которые в такой оборот тебя возьмут — не возрадуешься. Тогда сам на допрос проситься будешь, каяться станешь и слезами умываться, только поздно окажется. Запомни, хорошо яичко ко Христову дню…
— Я все сказал, — буркнул Сыроваров, — но моей вины здесь нет. И вы только зря станете возиться со мной. Настоящий преступник в это время скроется за тридевять земель.
Иван смерил его тяжелым взглядом, но на тираду не ответил, лишь скомандовал:
— Веди, показывай, где тут кухарка да горничная проживают. Сдается мне, их тоже усыпили, как эту бестию. — Он осторожно положил спящую собачонку на кровать и покачал головой. — Одного не пойму: зачем нужно было убивать твою хозяйку, Сыроваров? Вполне хватило бы усыпить ее — и бери все, что хочешь! Нет же, ее убили, причем таким жестоким способом. Может, и вправду насолила кому? Скажи, любезный, у твоей хозяйки были враги или недоброжелатели?
— Как у любого человека, наверно, были, — пожал тот плечами, — но не больше и не меньше, чем у всех остальных.
Однако на моей памяти никто явной неприязни к ней не выказывал и не угрожал. Она обязательно поделилась бы со мной, если бы возникла опасность!
— Она настолько доверяла тебе?
— Да, очень доверяла.
— А не могло такое случиться. Сыроваров, что она переключила свое доверие на нового фаворита, а ты отошел на второй план? — продолжал допытываться Вавилов.
— Нет, она продолжала советоваться со мной касательно коммерческих дел и привлечения клиентов. Думаю, если появилось бы какое беспокойство, я бы сей момент о нем узнал.
— А если этим беспокойством являлся ее любовник, она бы призналась в этом?
— Не думаю, такие вещи она держала в тайне.
— Вы заявили нам, что не знали о том, что именно хранилось в сейфе. А как вы думаете, Зинаида Петровна могла поделиться этим секретом с любовником? — спросил Алексей.
— Откуда я знаю! — рассердился вдруг Сыроваров. — Клементина — женщина скрытная, но если он сумел влезть к ней в доверие, то вполне могла поделиться. От подобной дури никто не застрахован.
— Слушай, Алеша… — Неожиданная догадка так поразила Ивана, что, пропустив Сыроварова на пару шагов вперед, он остановился на полпути к каморкам, где проживали горничная и кухарка, и придержал Алексея за рукав. Затем прошептал, едва шевеля губами:
— А если Сыроваров хитрит? И все стрелки специально переводит на любовника Клементины?
А на самом деле он прикончил не только мадам, но попутно и ее нового дружка?
— Но зачем ему надо было убивать хозяйку в доме, а любовника в другом месте? Ты же видел, в спальне никаких следов?
— В том-то и дело, — оживился Иван. — Любовника убили первым, как раз в кабинете! Мадам услышала шум, поднялась с постели, а кто-то сзади приложил ей к лицу тряпку с эфиром. Перенес ее в кабинет и перерезал горло. Там же лужи кровищи! А под ними как раз и скрываются следы первого преступления!
— А труп куда подевался? — не сдавался Алексей. — Его не могли вынести незаметно. Следы все равно бы остались… И зачем такие сложности? Мы приписываем убийце больше заслуг, чем есть на самом деле. К тому же какой резон Сыроварову убивать хозяйку — источник его жизненных доходов? Хватило бы расправиться с любовником!
— А пять тысяч в тумбочке? Он мог их сам прикарманить, а после свалить на любовника! — не сдавался Иван. — А это немалые деньги по сегодняшним временам!
— Давай оставим все наши версии на потом, — предложил Алексей. — Пока у нас нет никаких улик против Сыроварова, кроме той, что он недолюбливал любовника хозяйки, заявился домой за полночь и не хочет подтверждать свое алиби. Это весьма странно, ты не находишь? Будь он убийцей, он бы привел кучу оправданий и доказательств, что на момент преступления его видели в другом месте человек этак двадцать. Он что, не понимает, ему петля светит! Значит, есть нечто такое, чего он боится больше виселицы!
— Ладно, пошли, — махнул рукой Иван, — надо до приезда Михалыча весь дом осмотреть, а то врежет он нам по первое число, что балясы точим.
Он толкнул дверь в крохотную каморку. Та, скрипнув, отворилась. Из темноты доносился громкий храп. Иван поднял фонарь. Толстая неопрятная старуха с жидкой седой косицей лежала навзничь на топчане и выводила заливистые рулады.
Сыроваров пояснил, что это и есть Степанида Порфирьевна, кухарка, а комната горничной Лидии — следующая по коридору.
Кухарка не проснулась даже тогда, когда сыщики стали обыскивать ее убогие апартаменты. Ничего подозрительного они не обнаружили, кроме сильного запаха эфира. Им пришлось даже зажимать носы платками, так как оба почувствовали головокружение и желание как можно быстрее покинуть каморку.
Впрочем, в чуть более опрятной комнатенке горничной их ждала та же самая картина. Только вместо старухи на узкой деревянной кровати лежала миловидная женщина лет тридцати в нижней рубахе и с неестественно бледным лицом. На подушке и на полу виднелись следы рвоты, но когда Алексей взял ее за запястье, пульс, хотя и слабый, прощупывался.