— Капитолину взяли?
— Конечно, взяли! — расхохотался Иван. — И дитя ее, и дурачка. Правда, отбивался он совсем как умный. Такой бугаина! Пришлось прикладом под ребра приветить! Только тогда и угомонился. — Он замолчал вдруг и с интересом посмотрел на Алексея:
— А что ты вдруг про Капку вспомнил?
Заусило небось?
— Заусило! — с вызовом произнес Алексей. — Как они меня вокруг пальца обвели! Такое долго не забудешь! И что она? Орала?
— Мало сказано «орала»! — вступил в разговор Тартищев. — Я такой скандальной бабы ни на Разгуляе, ни на Хлудовке не встречал! Срамота одна, а не женщина! Плюется, лягается, вон Черненко чуть нос не откусила. Кое-как связали!
Одно дело бесноватая, так еще дерется почище мужика. — Он хлопнул ладонями по столу и поднялся на ноги. — Ну, все, господа сыщики! Кончай пень колотить. Едем на Большую Захарьевскую! Ты, Иван, возглавишь захват Федота Бурцева. Тебе же, Алексей, следует поехать к Полиндеевым. Траур трауром, но надо арестовать Закоржевского, если он в доме купца, или достать его на заводе. Вдову и дочек тоже придется допросить. Попроси у нее записку или письмо какое-нибудь с образцом почерка Карпа Лукича. А вдруг и вправду шантажировать кого-то вздумал, по примеру родной дочери. Не зря говорят, яблоко от яблока недалеко падает. А Карп Лукич горазд был за дармовую копейку петухом кукарекать. Словом, очень деликатная у тебя задача: не напугать и не отпустить…
— Вы приказываете арестовать Закоржевского? — удивился Алексей. — Но что мы ему предъявим! У нас нет свидетелей, которые подтвердили бы, что видели его возле дома, где проживала гувернантка. Бальная книжечка? Но мы не знаем, кто подарил ее Екатерине Савельевне! А вдруг не он? Или она откажется сообщить имя своего поклонника?
— Вдруг! Вдруг! — проворчал сердито Тартищев. — Начнет отказываться, мы ее тоже заграбастаем! Пусть выворачивается как может! Книжка-то ворованная.
— А прокурор? Если мы промахнемся, всем не поздоровится!
— С каких это пор ты вздумал нас стращать прокурором? — рассердился Тартищев. — У нас все законно. Постановление на захват жестоких разбойников имеется. Но, даже не будь этого постановления, мы бы их все равно взяли. А кого не достали, непременно достанем! Живым или мертвым, но достанем! Учти, они не смотрят, кто прав, кто виноват. Бьют и правого, и виноватого. За что, скажи, они сынишку судьи живым замуровали? Если б не собака, когда бы еще хватились, что пещера завалена! И хватились ли? А ту барышню вспомни, что вместе с дитем порешили. Даже волки свою матку с щенком не порвут. А тут человек! Создание господне! А, брось! — Тартищев резко взмахнул рукой. — Возьмем Закоржевского, и точка! А после разберемся! Лучше пережать, чем недожать!
Сыщики разделились на две группы. В каждой — два десятка полицейских: агенты, городовые, околоточные — те самые, что толпились в коридоре. Одну возглавил Алексей, вторую — Иван. Алексей вывел свою группу во внутренний двор управления и тщательно всех проинструктировал. Илья не отставал от него ни на шаг, пробовал уговорить взять его на задержание.
— Пойми, — увещевал Тимофеева Алексей, — ты достаточно рисковал. Я не знаю, как пойдут дела, а у тебя нет оружия. Пока ты не зачислен в штат… — В этот момент он вспомнил вдруг, как четыре года назад умолял Тартищева взять его с собой на облаву. И сдался:
— Ладно! Поезжай, но смотри, начнется стрельба — под пули не лезь!
Тут Илью окликнул Иван:
— Эй, давай к нам! Ты теперь в нашей команде!
Довольный, Илья бросился к карете, набитой полицейскими из группы Ивана, а к Алексею подошел Тартищев.
— Еду с тобой! Чтобы не было эксцессов с вдовушкой! — Поднявшись в свою коляску, велел Никите:
— Трогай! — И, склонившись к Алексею, быстро сказал:
— Будь осторожнее! Не лихачь! — Потом, слегка понизив голос, столь же быстро добавил:
— Лиза послезавтра уезжает! Зайди попрощайся! Правда, я тебе ничего не говорил…
Алексей ухватился за поручень.
— Как уезжает? Вы ей позволяете?
— А ты попробуй ей не позволить! — горько усмехнулся Тартищев. — Уже неделю со мной не разговаривает. Настя сказала, плачет тихонько, чтобы не заметили. Видно, боится ехать, а отказаться гордость не позволяет. А может, по другому случаю? У этих барышень настроение как погода весной.
Не знаешь, откуда ветер подует…
— Я обязательно зайду, — сказал Алексей и отпустил поручень. — Кажется, я знаю, как изменить погоду.
— Ну, смотри! Меня не выдавай! — засмеялся Федор Михайлович. — Узнает, что проговорился, не простит. — И перекрестился:
— С богом, Алеша! Двинулись уже!
Близилась полночь, когда полицейские подъехали к дому Полиндеева. Несмотря на поздний час, почти во всех окнах горел свет, а по двору сновали какие-то люди.
— Что случилось? — Тартищев с недоумением посмотрел на Алексея. — Купца похоронили, девять дней еще не прошло. Почему суета, интересно? Или опять что-то приключилось? Слышишь крики? Голосят, вроде как по покойнику! Вот будет номер, если с семьей что-то стряслось!
Полицейские скрытно окружили дом, а Алексей поднялся на крыльцо парадного и повернул ручку звонка. Не успели стихнуть первые трели, как дверь распахнулась. На пороге стояла Екатерина Савельевна. Ее черное муаровое платье было разорвано по подолу, волосы растрепались, кружевная наколка сбилась… Слезы потоком бежали по ее лицу, и она тщетно пыталась их унять, промокая платочком.
— Алексей! Алексей Дмитрич! — Она бросилась к нему. — Как вы узнали? Я посылала за вами, но дома сказали, что вы уехали из города!
— Что случилось? — Алексей подхватил ее под руку и увлек в комнату. — Вы не в себе. Кто-то вас обидел?
— Господи! — Она отшатнулась от него и схватилась за голову. — Обидел? Меня убили! Понимаете вы или нет! Он меня убил! Я не снесу этого позора!
— Екатерина Савельевна! — Алексей чуть ли не силой усадил вдову на диван. Сам присел рядом. — Успокойтесь!
Она, казалось, перестала воспринимать все звуки вокруг и исступленно рыдала, сжав кулаки и уткнувшись в них лицом.
В дальнем конце гостиной колыхнулась дверная штора, из-за нее показалось знакомое круглое лицо Наденьки Полиндеевой. Алексей поманил ее пальцем. Девочка вышла из-за занавески. С каким-то жадным любопытством она уставилась на мать, затем перевела взгляд на Алексея и злорадно ухмыльнулась.
— Верка сбежала, вот она и воет!
— Как сбежала? Когда?
— Час назад горничная ей шоколад понесла, а Верки в комнате нет! Записку оставила!
— Какую записку? — Алексей посмотрел на Екатерину Савельевну. Может, хоть это вопрос дойдет до нее? Вдова услышала, потому что перестала рыдать, и, всхлипывая, протянула ему мокрый, слипшийся комочек бумаги. — Вот! Мерзавка! Выждала момент! — И вдруг, припав лицом к плечу Алексея, зарыдала пуще прежнего: