В круге света появился Каскар.
– Собирайтесь быстрее! Дождь будет! Нужно срочно где-нибудь спрятаться!
Снова мотоцикл мчал их через степь, но теперь они направлялись к сопкам, поросшим редким березняком. И вскоре оказались в низком сухом гроте под скальным выступом. Каскар включил фонарик, осветив будто для них приготовленные охапки соломы и небольшую кучу сухого хвороста.
Снаружи бушевал ветер. В какой-то момент Татьяне показалось: еще немного, и он разрушит их убежище. И, сколько бы она ни цеплялась за камни и ни вжималась в расщелины, ее понесет по степи, как перекати-поле…
Таис все это время сидела, притихнув, в дальнем углу грота. Каскар пытался зажечь костер у входа. Хворост дымил, не желая разгораться. Но терпение победило! Крохотные язычки пламени побежали по веткам одновременно с началом дождя. Каскар выпрямился, снял с себя меховую безрукавку и накинул на плечи Татьяне. Таис из темноты протянула ей кусок хлеба с толстым ломтем мяса и термос с чаем. Вот, оказывается, что хранилось в ее узле!
Они перекусили бутербродами, запивая их чаем из одной чашки – крышки термоса. Ливень не унимался. Таис вновь засмолила свою трубку. Капли дождя барабанили по камням, причудливые тени метались по стенам грота. Таис заговорила, и Татьяна услышала удивительную легенду, если не быль. Теперь она верила, что в этих местах могло произойти любое чудо!
– …Однажды в древнюю степь ворвалась беспощадная орда, – рассказывала Таис. – Пламя охватило юрты, по земле потекли потоки крови. Враги рубили всех подряд, уводили в полон молодых, стариков и детей бросали в горевшие юрты. Жена вождя поняла, что и муж, и сыновья, и многие воины неминуемо погибнут. И тогда обратилась к богине Имай с мольбой сохранить народ, дать ему бессмертие. Богиня откликнулась на просьбу женщины и согласилась передать ей на сохранение хут – зародыш будущей жизни народа, их силы и энергии. Имай наказала женщине сесть на лучшего коня и мчаться прочь, не оглядываясь в пути. «Иначе станешь камнем!» – предупредила богиня. Но жена вождя не выдержала криков, которые доносились с поля битвы, и оглянулась… Однако в последний миг жизни взгляд Хуртаях поразил врагов – превратил их в камень, а кровь павших в бою пролилась в реку Ахпыс. Вода в ней всегда ледяная и сладкая на вкус.
Считается, что вода из этой реки может исцелить любые раны. Однажды мать бабушки Таис заболела оспой и искупалась в Ахпысе. Все раны на теле затянулись за день, а вскоре от оспы не осталось ни следа.
Древний народ выжил после той страшной битвы и на протяжении веков оказывал Хуртаях – Матери матерей – почести. И тогда, когда шли на охоту, и тогда, когда выгоняли на пастбище скот. Перед свадьбой или рождением ребенка ублажали с особым старанием. Оседлав коней, люди объезжали вокруг Хуртаях – в седло сажали даже беременных женщин и стариков, – а потом делали ей подношения. Каменная женщина очень любит молоко и… молочную водку. Люди заранее готовились к обряду, приносили с гор веточки можжевельника и жгли возле Хуртаях. Пахучий дым отгонял злых духов и открывал ворота именно в тот мир, где до сих пор живет Мать матерей…
Таис замолчала, посасывая потухшую трубку. Никто не заметил, что ливень прекратился. Но с вершин сопок в низину скатился туман. Спустя несколько минут все вокруг подернулось густой молочной пеленой, сквозь которую костер поблескивал, точно красный глаз неведомого чудовища.
Но вскоре вдали проявился тусклый свет, который становился все ярче и ярче и, наконец, залил золотом весь склон, проник в грот и, будто олово, растопил туман в долине. У горизонта все еще плясали ритуальные пляски молнии. А над их убежищем снова было чистое небо. Над сопками поднялось солнце. Теплый луч упал на Хуртаях. Татьяне показалось, что та покачнулась и повернула голову в сторону реки Ахпыс, что родилась из крови воинов, павших в легендарной битве, а степь словно вздрогнула от топота коней ночных всадников…
* * *
Утро было тихим и ясным. Лучи солнца вспыхивали золотыми искрами на мокрых камнях и листьях деревьев. Поросшие редким березняком сопки, точно гигантские муравейники, вставали над дорогой. Пологие вершины алели отблесками рассвета. По долинам бродила сизая мгла. Обрызганные крупной росой розовые цветы облепили кусты шиповника, растущего у подножия сопок. Запах стоял одуряющий, словно все вокруг окропили изысканными духами. Каскар, притормозив, сорвал этот чудный цветок и протянул его Татьяне.
Она едва нашла силы, чтобы улыбнуться в ответ. Безумно хотелось спать. Как зыбкое видение возникла в степи юрта Таис, выскочил навстречу пес и принялся носиться кругами, взлаивая от восторга. Каскар подал ей руку. Она сошла с мотоцикла, отметив, что ненужные теперь костыли валялись возле потухшего костровища. Глаза закрывались сами собой. Татьяна не помнила, как добралась до кровати, и впервые за долгое время забылась в глубоком спокойном сне.
…Скакала по степи Айдына, подставляя лицо степному ветру, который пах ирбеном и полынью. Скакала, и ветер развевал ее косу. Оттягивали уши тяжелые серьги, а к фигурке богини Имай словно приклеился солнечный лучик. Домой! Она скакала домой, и никакие, даже самые злобные и коварные силы не могли остановить ее в этом движении…
А рядом – стремя в стремя – Киркей. Губы его плотно сжаты, глаза под шлемом прищурены. Много дней прошло, как сошел в степи снег, и все это время Киркей с десятком воинов крутился возле острога. Зазеленели деревья, распустились степные цветы, поднялись новые травы. Подолгу он лежал в них, прячась за камнями, думая, как передать весть Айдыне. Но стены острога стояли между ним и любимой. Всего пару раз слышал он ее пение. Тогда его сердце готово было разорваться на куски. От счастья, что Айдына жива, и от ненависти к орысам, державшим ее в остроге.
Семь лун назад вернулся в улус Ирбек. С гнилой раной в боку, едва живой от голода. Он-то и рассказал всем о страшной гибели Теркен-бега и его дочери. Жутко выла Ончас, билась головой о землю. Растрепала седые косички, порвала в клочья рубаху на груди. Больше всего она сокрушалась, что не похоронила братьев и внучку по обычаям предков.
Ирбек быстро встал на ноги, даже рана его затянулась, не оставив следа. А ведь кишела червями и смердела, когда он, задрав рубаху, показывал ее чайзанам. Настолько велика была сила шаманских тёсей, что смогла отвести меч орыса, который намеревался снести Ирбеку голову. Острие лишь задело бок, а сам шаман, напустив на врагов морок, шустрее ящерицы шмыгнул в камни. Но Теркен-бега не успел спасти. Подкрались орысы во тьме незаметно… Убили часовых, трусливо порубили спящих воинов…
Много дней улус горевал о своем беге, но пришло время выбирать нового вождя. На это требовалось согласие богов. Но они за что-то сердились на народ Чаадара, не позволяли старейшинам и алгысчилу [3] подняться на родовую гору: заволокли ее туманом. А ведь только на ее вершине благословитель мог принести жертвы Небесному творцу – Великому Хан-Тигиру и просить у него благополучия и покровительства народу Чаадара при выборе нового бега.