Дом Лавра находился почти на вершине холма, в окружении стройных горных елей, а чуть выше разлеглись альпийские луга – желтые от «куриной слепоты». Сквозь нее розовела примула и белели нежные цветы ветреницы. На лугах среди густого разнотравья паслись рыжие и черные коровы, табун гнедых лошадей и белая кобыла, а еще небольшая отара овец. Чуть в стороне, в тени двух старых каштанов, виднелись разноцветные ульи – очень много, несколько десятков.
А далеко внизу в сизой утренней дымке лежало море – спокойное, умиротворенное, как вся природа, недавно воспрянувшая после недолгой летней ночи.
– Хорошо-то как! – не сказала, а словно выдохнула Марина и смутилась, заметив пристальный взгляд Лавра. – Просто не верится, что бывает такая красота! Наверное, здесь так красиво, потому что Абхазия находится ближе к богу? Конечно, это звучит кощунственно, и вы меня осуждаете, Лавр?
– Почему же? – Он улыбнулся. – В Абхазии с богом разговаривают, можно сказать, накоротке. В отличие от православных христиан абхазы никогда не кладут поклоны. С господом они общаются стоя, частенько с бокалом вина. И Создатель, кажется, прощает им подобные вольности...
– Прощает? – поразилась Марина. – А как же война? Столько страданий, слез? Разве это прощение?
– Нет, тут другое. Абхазы по сути своей абсолютно не воинственный и очень гостеприимный народ. Гость для них тот же посланник бога. Даже змею, если она случайно заползет в дом, осторожно выпроваживают, но не убивают. Абхазская поговорка гласит: «Приход гостя – его дело, уход же – дело хозяина». И что самое интересное и для нас порой непонятное: на гостя не распространяется закон кровной мести, даже если он считается заклятым врагом. В любом случае гостя нужно не только накормить, напоить и спать уложить, но и защитить, пусть и с риском для собственной жизни. Кстати, мстить врагу не подобает и во время трапезы. Еда у абхазов тоже считается божьим даром, и кровник не смеет обратить на себя гнев Всевышнего. Я знал одного старика, который спас от преследователей убийцу своего сына, потому что тот вошел в его дом гостем. А затем снабдил его провизией и безопасными тропами отправил к себе на родину. Кстати, этот старик умер совсем недавно, на следующий день после того, как узнал, что его враг погиб.
– Имеется в виду, что кто-то отомстил за его убитого сына?
– Возможно, и так. – Лавр развел руками. – Но об этом история умалчивает. Старик спокойно отошел в мир иной, значит, его душа перестала метаться и плакать. Конечно, кровная месть абсолютно противоречит устоям христианства, тем более православной церкви. При советской власти с этим явлением усиленно боролись, но многовековые обычаи сильнее и зачастую, поверьте, благороднее.
– Вы очень любите Абхазию, – улыбнулась Марина. – И так много знаете об обычаях ее народа. Жаль, что мне скоро уезжать. Очень хочется пожить здесь чуть дольше, но дела не позволяют.
– Арсен сказал, что вы историк. Знаток древней истории.
– Знаток? – усмехнулась Марина. – Так, заглянула краешком глаза...
– Многим не дано и этого. Кому-то из-за собственной лени и отсутствия любопытства. Кому-то в силу обстоятельств. Я вот мечтал в свое время писать книги, но жизнь повернула по-своему. Но на все воля господня! – Лавр перекрестился. – Создатель посылает нам испытания, чтобы проверить нас на прочность. Совесть – катализатор наших поступков. Если совесть в тебе замолчала, значит, твоей душой завладел дьявол.
– Я заметила, что абхазы за словом в карман не лезут, и, самое главное, они с великой любовью относятся к жизни.
– Вы правы, – улыбнулся Лавр. – Порой я пытаюсь записывать их перлы, но на бумаге это не всегда выглядит смешно. Тут важна не только ситуация, но и жесты, интонация, тот легкий акцент, с которым они говорят по-русски. Вы видели моих овчарок? Серьезные парни! Бирюка – матерого волка-одиночку – завалят в две секунды. А слышали бы вы, как их ругает мой помощник по хозяйству – Маджи. «Я вам ротик порву и ножки поломаю!» – на полном серьезе кричит, а они виновато так на него косятся и стараются убраться подальше. Со стороны это очень забавно выглядит.
– Наверное, только в Абхазии водитель частенько выходит из машины не для того, чтобы предъявить документы гаишнику, а расцеловаться с ним и благополучно покатить дальше, – снова улыбнулась Марина. – В России это выглядело бы крайне странно, а для водителя – наверняка печально. Еще я заметила, что Игорь практически говорит пословицами. Меня так и тянет записать их.
– Вы бы послушали абхазских стариков. Это даже не пословицы. Нужно изрядно напрячь мозги, чтобы понять, что именно тебе сказали, да еще с хитрой усмешкой на устах. Иносказательность – их конек, но так передаются молодежи мудрость и опыт старших. Через тренировку ума и сообразительности. Да и суд здесь зачастую тоже правят старики. Свой суд – народный, и неподчинение его решениям равносильно потере чести. В старые еще времена суд старейшин Абхазии нашел мудрый способ, как положить конец вражде убыхов[Практически исчезнувшая малая кавказская народность.] и абхазов. Следуя их решению, горцы доставили пятьсот абхазок и столько же убышек с младенцами на поляну недалеко от реки Псоу и обменяли детей. При этом глаза у женщин были завязаны для того, чтобы они не смогли увидеть, в чьи руки попали их младенцы. У кого после этого поднимется рука стрелять друг в друга?
– Да, это, конечно, жестоко, но очень мудро, – согласилась Марина. – Но современные войны уже не остановить решением суда старейшин. А любителей побряцать оружием находится все больше. Их хлебом не корми, дай только поиграть в войнушку.
Странное дело, но разговор с Лавром немного отвлек ее от печальных мыслей, даже тревога отступила, хотя и оставила парочку темных следов в ее душе, чего нельзя было сказать о Лавре. Кажется, своими вопросами Марина затронула его больное место, потому что голос бывшего священника вновь изменился. И взгляд тоже изменился. Исчезли из глаз веселые искорки, а лицо вмиг потемнело, словно наползла на него тень тяжелых воспоминаний.
– Вы правы, Марина. Международное право, видно, писалось под таких ловчил. Поэтому там есть статья о праве каждой нации на самоопределение, и в то же время эти мудилы, – Лавр торопливо перекрестил рот, – ратуют за территориальную целостность. Простому человеку очень трудно объяснить, почему жизнь и свобода человека ценятся ниже тех квадратных километров, которые на карте едва заметны. В нашем представлении кавказцы – горячий и взрывной народ, но Отечественная война с Грузией, по сути, была чуть ли не первой и самой страшной войной на территории Абхазии. – Лавр произнес это глухо, словно сильный спазм сдавил его горло. – Абхазы воевали за свою землю, за свою свободу, а это справедливая война. Страшно то, что справедливость часто омыта кровью и слезами.
– Я знаю, – тихо сказала Марина, – но нельзя оправдать войну, даже если она самая справедливая, потому что при этом, как всегда, больше страдают не те, кто воюет, а слабые и незащищенные люди – дети, старики, женщины.
– И больше всего достается тем, кто эту войну развязал. Им многое достается: торговля оружием приносит баснословные барыши. А военные трофеи? Не зря говорят: «Кому война, а кому мать родна». Уверен, простым людям эта война была не нужна: ни грузинам, ни мегрелам, ни сванам, ни тем более абхазам. Ее развязали грузинские «ястребы». Загнали сюда уголовников, которые поначалу грабили только негрузинское население, а когда у тех грабить стало нечего, взялись и за своих соплеменников.