— За неделю всякое может случиться. Ведь они, кажется, дружили со Свиридовскйм? А вдруг он сильно переживал, что тот погиб?
— Я вечером с ним разговаривала. Гриша отвечал бодрым и веселым голосом и очень обрадовался, что меня отпустили. Нет, не мог он варить этот чертов кукнар, незачем ему было! Он к выставке готовился, к поездке за рубеж…
— Но у нас есть свидетель…
— Невменяемый наркоман?
Пока это единственные показания очевидца, и у нас нет оснований не доверять ему. Григорий Оляля состоял на учете в наркологии. Вы, как образованный человек, должны знать, известна масса случаев, когда у наркоманов наступал внезапный рецидив, обычно по причине сильного потрясения.
— Скажите, а как вы смотрите на тот факт, что час тому назад, или чуть больше, то есть когда дом Оляли полыхал вовсю, ко мне в номер пытался проникнуть некий гражданин в маске, который второпях оставил у меня на балконе пакет с пятью (!) бутылками ацетона. Они до сих пор стоят у меня в ванне. Похоже, мне тоже готовили аутодафе! Вам так не кажется, товарищ майор? И этот молодой человек, — кивнула она на Севу, который ни на шаг не отходил от нее, — подтвердит вам, с какими предосторожностями я покинула гостиницу.
— Но почему вы не обратились в дежурную часть? Прислали бы оперативную группу, они бы этого типа по горячим следам…
— Да я же вам битый час объясняю, не дозвонилась я до 02, не дозвонилась! — разозлилась на его бестолковость Даша. — Вымерли они там, что ли?
— Такого просто не может быть, — майор, похоже, обиделся, — я проверю, почему вы не могли дозвониться.
— Проверяйте, — сказала Даша устало, — но я буду разговаривать с вашим генералом. Этой ночью я чуть не поседела.
— И все-таки, гражданка Богатырева, вам следует проехать с нами в отделение, — майор произнес это не в приказном тоне, а более мягко, с просительными интонациями, вероятно, подействовало имя генерала. — Здесь неудобно разговаривать.
— Скажите, что-то удалось спасти?
— Не хотелось бы вас пугать, но от Григория мало что осталось, — сказал глухо майор и отвел глаза. — Визуально его невозможно опознать, потребуется судебно-медицинская экспертиза, чтобы доказать, что останки принадлежат хозяину дома. — Он кивнул на пепелище. — Лучше вам туда не ходить. Олялю уже увезли. Все, что было в доме, сгорело. Неприятное, ужасное зрелище!
Даша подняла на него глаза.
— Позавчера было не менее страшно…
— Я понимаю, и все-таки не стоит…
— Дарья Витальевна, не надо! — Сева тронул ее за плечо. — Вы не выдержите, я вас умоляю!
Она с удивлением посмотрела на него.
— Я все выдержу, Сева! Я должна видеть, где погиб Гриша.
Майор не стал перечить, только молча отправился следом. И когда навстречу им вышел высокий, крепкий мужчина в перепачканной пеплом и копотью куртке, один из тех, кто обследовал еще горячее пепелище, Негуляев остановил его движением руки.
— Не мешай! Пусть пройдут!
Сева поддерживал ее под локоть. Даша подумала, что этого мальчика ей послал сам господь бог. В одиночку она не пережила бы нового, столь циничного и жестокого удара судьбы. Она способна была представить все, что угодно, кроме того, что Лялька мог погибнуть вот так, по нелепой, слепой случайности. До сих пор это не укладывалось у нее в голове. Скорее всего, потому, что она не видела его мертвым и все надеялась, что оперативники ошиблись. Ведь Лялька, в силу своей беспечности, мог просто задержаться где-то и вскоре появиться. Вернее всего, с рассветом.
Даша представила, каково ему будет, когда он увидит вместо дома пепелище: развалившийся сруб с торчащими во все стороны обгоревшими балками и стропилами, порушенные и обугленные надворные постройки, гараж, остов бедного, изуродованного огнем «москвичонка». При виде того, что осталось от Гришиного автомобиля, у Даши сжалось сердце. Он был для нее почти живым существом. Ведь они вместе выживали во время пурги и выжили!
Она прижала ладонь к груди. Сильнее, чем прежде, заныло сердце. Давали о себе знать тревожные и бессонные ночи. Гарь продолжала дымить, синие огоньки отплясывали на углях, легкие и глаза разъедало дымом, резко воняло горелой резиной, копотью, расплавленной пластмассой.
Даша покачала головой Да, гибель дома еще можно пережить, но каково будет Грише, когда он узнает, что все его картины погибли, погибло все, что составляло смысл его жизни? И захочется ли ему жить после этого? Даша сжала виски ладонями и застонала от бессилия.
Господи, ее портрет тоже сгорел! Как она могла забыть про него? Она еще сильнее обхватила голову руками. Ляля, Лялька, Лялечка! Что теперь будет? Как мы переживем еще и эти потери?
Милиционер за ее спиной тихо сказал:
— Я только что беседовал с Гусевым. Он сказал, что ничего не знает о том, что Оляля готовил какие-то картины на выставку. Дескать, к этому он не имеет никакого отношения.
Даша повернулась к нему.
— Знаете, сгорел мой портрет, который я оставила Грише на время. Он написал его совсем недавно и признался, что его душа не готова с ним расстаться. Вот и не рассталась!
— Скажите, Дарья Витальевна, — Негуляев подошел к ней вплотную и понизил голос, — я ничего не хочу утверждать голословно, но мог случиться такой вариант, что с Олялей расправились конкуренты?
— Конкуренты? — Даша в удивлении уставилась на майора. — Здесь, в Краснокаменске, у него не было конкурентов! Он выставлялся за рубежом! Его картины рвали из рук! Вы поверили какому-то наркоману, но, по-моему, это элементарная подстава. Будто вы не знаете, на что способны эти отморозки за пару-другую «ляпок»?
— Вы подозреваете, что Олялю ограбили, а после убили и подожгли дом, чтобы скрыть следы преступления?
— Пока мне документально не подтвердят, что Оляля мертв, я в это не поверю.
Милиционер недовольно хмыкнул, однако спорить не стал, только спросил:
— Но вы же писатель! Насколько эта версия вероятна?
Вполне вероятна! По сути, это классический случай. Так всегда поступают даже в самых дурацких детективах, но, простите, это ваша задача выстраивать и проверять версии, а не моя. Я помогу вам, расскажу все, что знаю. И давайте сделаем это быстрее. До девяти утра я должна обязательно встретиться с вашим генералом.
— Надеюсь, Дарья Витальевна, вы…
— Не беспокойтесь, — усмехнулась Даша, — жаловаться мне абсолютно не на что. Вы действовали совершенно правильно, все по закону. И я вам благодарна, что позволили подойти к дому, — она запнулась и исправилась: — Вернее, к тому, что осталось.
В этот момент ее нога наступила на что-то твердое, соскользнула и подвернулась. Даша ойкнула, нагнулась и подняла закопченную, с обугленной ручкой турку. Ту самую, с эдельвейсом. Пару мгновений смотрела на нее и вдруг поняла. Нет, не вернется Оляля! Нет Гриши и никогда больше не будет! Она обтерла турку рукой, затем рукавом. Они почернели от копоти. И тогда Даша прижала турку к груди и заплакала навзрыд, так, как рыдают по покойнику…