— Любовь всегда единственной бывает, и неважна ей череда побед… — повторила за ней Лилька и криво усмехнулась. — Скажи, а оно у всех бывает, это предчувствие? И любовь, единственная, как ты говоришь, всех находит или только по выбору? Мне бы капельку от нее отхватить, кусочек махонький! Я почувствовать хочу, каково это, если тебя мужик любит? Как это по-настоящему бывает, а? Чтобы и стихи, и песни? Чтобы прижал, и дух из тебя вон? Чтобы поцеловал, а у тебя слезы из глаз от счастья?
— Я тоже хочу, чтобы дух вон и слезы из глаз, — сказала Даша, — и не я одна. Но твоя единственная любовь, вполне возможно, еще впереди, а от меня уже ушла. — Она поднялась из-за стола. — Поехали, Лиля, а то меня заждались.
— А меня никто не ждет, девчонки в Греции на каникулах, а я сама по себе… Пока! — Лилька подхватила Дашу под руку. — Пошли, а то Алексей вот-вот спасотряд вызовет.
Они вышли на крыльцо. Распогодилось. Солнце уже перевалило на вторую половину небосклона. После прохладного зала ресторана на улице было нестерпимо жарко. Опустили головки цветы на клумбах. Такси на стоянке распахнули дверцы, словно раскрыли объятия для нечаянного пассажира. Водители же возлежали на сиденьях в расслабленных позах, в мокрых от пота рубахах и дышали открытым ртом, как рыбы, выброшенные приливом на песок.
До Лилькиной машины оставалось шагов пять, не больше, когда дорогу им преградила пыльная иномарка. Они попытались обойти ее стороной. Но открылась дверца, и навстречу им выбралась молодая женщина в черном вдовьем платье и такой же надвинутой на лоб косынке. Платье топорщилось на животе. Женщина была беременна. Глаза ее сверкнули ненавистью, а рот перекосился в почти диком оскале. Даша так ничего и не успела понять. Лилька вдруг пронзительно завизжала, выругалась и что было сил толкнула ее в спину, отчего Даша пролетела пару метров в сторону и едва сумела сохранить равновесие.
Остальное уложилось в пару мгновений, не больше. Яростный крик незнакомки, взметнувшаяся вверх рука с пистолетом и острая боль в плече. Даша почувствовала что падает. Красный туман поплыл перед глазами, и она упала на асфальт, задыхаясь от пронзительной жгучей боли…
Огонь, страшный жар и огонь… Ненасытное пламя иожирало сухую траву. В клубах огня и дыма терялся горизонт… Кажется, полыхала вся земля. А небо так же, как все тело, корчило и корежило болью в жадных объятиях огня. Но, превозмогая из последних сил адскую боль, Даша стремглав мчалась по острым камням туда, где за низким кустарником угадывалась река. Она не слышала шума воды, потому что его заглушал стук копыт, громкие вопли всадников и ржание лошадей. Она оглянулась. Ее настигали узкоглазые нукеры на низкорослых лошадях. На головах у них мохнатые шапки, в руках — круглые монгольские щиты. Вынуты из сайдаков луки и стрелы, нацелены в ее спину острые пики, готовы к броску арканы…
Даша напряглась, прибавила шагу и вдруг увидела реку. А на берегу — рыжего коня с застывшим на нем всадником. Он сидел к ней спиной, длинные седые волосы струились по плечам и по белым, похожим на греческий хитон одеждам.
— Ры-ы-ца-арь! — закричала она что было сил. — Ры-ца-арь!
Он обернулся. Это действительно был ее Ржавый Рыцарь. Точь-в-точь такой, каким она запомнила его на том самом портрете, который видела на фронтоне музея. Молодой, розовощекий и смеющийся.
— Даша! — закричал он в ответ и протянул ей руку. И она взлетела в седло. Обняла за талию своего Ржавого Рыцаря, прижалась щекой к его спине. Боль исчезла, растаяла, растворилась, Даше стало так хорошо, так светло и чудесно на душе, что она не сдержалась и заплакала.
А конь вдруг прыгнул с обрыва вниз. Но не упал, а полетел, воспарил над миром, как дельтаплан. И земля под ними раскрывалась, покачиваясь и поворачиваясь то одним, то другим краем, демонстрируя, словно невеста, свою красоту. Над головой проплывали девственно чистые небеса, а внизу лежали курчавые, будто шкура молодого барашка, леса, терялись в синей дымке тумана горные пики, сверкали прозрачные, похожие на первые льдинки озера, виднелись причудливые, точно серебряная вязь старинного кинжала, изгибы рек.
И Даша подумала, что такой землю, наверно, видят орлы с высоты своего полета. Она набрала полную грудь воздуха, ей хотелось кричать, хотелось петь во все горло от восторга, но ее руки схватили пустоту. А конь вдруг начал стремительно падать и падал, падал… И ветер свистел в ушах пронзительно, и сердце от ужаса билось о ребра, мешая дышать…
И не конь уже это был, а почему-то доска для виндсерфинга. Раскинув руки и балансируя на верткой доске, Даша пыталась сохранить равновесие. Но доска крутилась и вырывалась из-под ног, как живая. Тут вдруг гигантский водяной вал с ревом накрыл ее.
Даша пробовала кричать, но страшная тяжесть навалилась на нее, и только пронзительная боль во всем теле подтверждала, что она до сих пор жива. Вместо крика из ее груди вырывался жалкий сдавленный хрип, губы словно сковало льдом. В последнее мгновение, когда она уже задыхалась и почти изнемогала от боли, кто-то рванул ее из воды. Даша выплыла на поверхность и, услышав чей-то отчаянный крик: «Даша! Даша! Очнись!», открыла глаза. Сквозь пелену красного тумана проступило вдруг лицо Влада. «Ты же погиб?» — прошептала она…
Но прохладная рука легла ей на лоб. И красный туман растаял. На нее глянули глаза Алексея.
— Дашка? — сказал он, счастливо улыбаясь. — Ты очнулась? — и погладил ее по щеке. — Все будет хорошо!
Он придержал ее за спину, и Даша села. Только теперь она заметила, что сидит прямо на асфальте, блузка на ней разорвана, а плечо забинтовано. И боль… Неприятная, тягучая боль в предплечье.
— Что случилось? — Она с недоумением посмотрела на Алексея.
— В тебя стреляли, — сказал он тихо и кивнул в сторону автомобиля «Скорой помощи». Рядом с ним прямо на цветочной клумбе стояли носилки. На них кто-то лежал, укрытый с головой простыней, возле машины и носилок суетились милиционеры и врачи, а вокруг теснились плотной стеной многочисленные зеваки.
— Ничего не пойму. Кто стрелял? — прошептала Даша и беспомощно посмотрела на Алексея. — И как ты здесь оказался?
— Меня в последний момент вызвала Лиля! Пуля попала ей в шею. Но она успела набрать номер и крикнула, что тебя убили возле ресторана. И тут же потеряла сознание. Так мне сказали.
Даша продолжала смотреть на него бессмысленным взглядом, и Алексей, догадавшись, что она до сих пор ничего не соображает, объяснил:
— Тебя и Лилю ранила Светлана, та самая, любовница Макарова. Лиля тебя оттолкнула, но попала под вторую пулю. А третью эта дрянь пустила себе в голову. Дикая, бессмысленная смерть. Тяжело ранила Лилю, убила себя и своего ребенка… Ничего не понимаю. Что стряслось в этом мире? — Алексей осторожно притянул Дашу к себе. — Господи, Даша, я чуть не умер, когда увидел тебя на асфальте. К счастью, «Скорая» очень быстро подъехала. Они хотели забрать тебя в больницу, но пуля прошла по касательной и только сорвала кожу. Я сказал им: увезу жену домой. — Он быстро поцеловал ее в щеку. — Я тебя никому не отдам, Даша, никому. И не отпущу!