Он попытался, но бежать, конечно, не смог. Жуткая слабость не позволила даже подняться на ноги. Единственное, что удалось Стасу, — это проползти несколько шагов, размазывая зловонную лужицу в широкий влажный след.
Лужа его не отпустила. Стаса захлестнула новая волна боли и рвоты. Когда рвота прошла, осталась только боль. Жуткая, страшная боль во всем теле. Казалось, его жарят изнутри, а кожа снаружи распухает, пузырится и лопается.
Больше Стас ничего не видел, не слышал и не осознавал. Не очень долгий, но очень мучительный процесс заканчивался. Он умирал.
* * *
«Как я». — Стас открыл глаза, когда обреченный Двойник еще был жив, но выжить уже не мог.
Отсек управления подземлодки заполнял мрак. Сейчас здесь не горел ни один диодик. «Боевой крот» был мертв. Давно.
«Как я».
Впрочем, Стасу свет был не нужен. Особое зрение не нуждается в освещении. Мертвый может видеть и без света. Наверное, потому что мертвый.
Мертвый…
Жуткое слово! Даже применительно к другим. А когда примериваешь его на себя…
Стас застонал. Нет, страха не было. Была глухая беспросветная тоска и горькое понимание. Двойник, с которым он все это время имел мистическую связь, своей смертью показал его смерть. Правду показал. Стас знал теперь, как все было.
Эвакуация не удалась. На самом деле все кончилось, так и не начавшись. Вся команда погибла при старте субтеррины. Додик не смог укротить вышедший из-под контроля реактор «крота». Сброс мощности привел к взрыву. Взрыв смешал то, что осталось от людей, с тем, что осталось от подземной лодки.
А что осталось-то? Искореженные обломки, может быть, немного биомассы и… Призраки? Как еще назвать эту субстанцию, Стас не знал. Что ж, наверное, есть призраки людей, и есть призраки машин.
Стас вспомнил, как тогда, в критический момент, он отчетливо представил яркую вспышку, резанувшую по глазам даже сквозь закрытые веки. Вспомнил навалившуюся темноту последнего приступа-отключки. Теперь-то ясно: это была не фантазия, а настоящая вспышка, и это был не приступ, а момент смерти. Не маленькой скоротечной смерти, какая случалась раньше, во время обычных приступов, а смерти настоящей, фатальной и бесповоротной. После которой все становится по-другому. После которой даже его приступы стали другими. Приступы, бывшие его проклятьем и слабостью, обратились в особые чувства. Да что там приступы! После смерти вся жизнь его была особая, посмертная. Или уже не было вообще ничего.
И никакого путешествия на самом деле тоже не было. Или было что-то другое, заменившее это путешествие. Что-то с теми тварями под землей и на поверхности, что-то со стычками и с жертвами, что-то с необъяснимыми навигационными загадками и адом, разверзшимся под брюхом «крота».
Кажется, Колдун говорил о смешении миров — Срединного и Нижнего. Может быть, причина в этом. А может, и нет. Но главный факт остается главным фактом. Для него, для Стаса, главным. Он, Стас, мертв, и именно поэтому на поверхности появился его Двойник. Только поэтому.
Стас машинально потрогал простреленное предплечье. Рана совсем не болела и не кровоточила. Это только подтверждало: все, что с ним случилось после старта субтеррины, было не по-настоящему. Или было как-то иначе. По-особому. Как бывает только у мертвых.
Да, да, да, он мертв. Без вариантов. Но в одиночку трудно такое принять. Об этом хотелось поговорить. И Стас знал, с кем.
— Колдун! — позвал он.
Он помнил, как проклинал и прогонял Илью после гибели Кати, но теперь это не имело значения. Катя ведь тоже была мертва задолго до встречи с Ящером.
— Слышишь, Колдун? — Теперь Стас не гнал, а звал психолога-шамана. И что-то — возможно, новое состояние, вернее, новое осознание своего состояния — подсказывало ему: Илья отзовется. Это живым трудно докричаться до мертвецов. А если мертвый зовет мертвого — получается совсем другое дело.
Стас хлопнул ладонью по мертвой — тоже мертвой, все здесь мертвое! — панели управления. Сзади в ответ тихонько стукнул бубен.
— Слышу, — раздался голос Ильи из-за спины Стаса. — Я тебя слышу, Станислав.
Колдун был за креслом. Стоял там или просто был. Или просто говорил с ним. Это неважно. Стас даже не стал к нему поворачиваться.
— Ты был прав, Илья.
— В чем?
— Насчет Двойников. Двойник действительно появляется, когда человеку грозит смерть. Но ты ошибся в одном: Копии не будет, пока жив Оригинал.
— Может быть, — помедлив, сказал Колдун.
— И ты тоже стал Двойником, когда твой Оригинал умер.
— Возможно.
Секунду, две или много-много часов (кто знает, что значит и как течет время для мертвых) Стас смотрел в темноту. Колдун, наверное, тоже смотрел.
— Илья, — снова позвал Стас.
— Что?
— Когда ты обо всем догадался?
— О чем «обо всем»?
— О том, что мы мертвы?
— Ты же сам знаешь, Фрейда тебе в задницу, — привычная присказка прозвучала пресно, без эмоций. Не весело и не зло.
— Когда проводил со мной сеанс психологическо-шаманской терапии?
— И когда заглянул внутрь тебя.
— Поэтому ты так испугался?
— Поэтому я стал, кем был. Мертвым. Притворяться живым перед самим собой после такого уже нельзя. А если не можешь обмануть себя, то и других бесполезно вводить в заблуждение.
— А почему ты не рассказал, кто мы есть… какие мы есть? Почему не сказал этого раньше, когда приходил ко мне?
— Раньше было рано. Раньше ты бы этого не принял. Как и остальные.
— Остальные? — Стас усмехнулся. — А я уж решил, что остальных не было. Что все это — только мой глюк.
— Ошибаешься. Все были. Ведь мы все погибли вместе с тобой. Я, Катя, Гришко, Додик, Михеич, Киря, Таня, Вера. Всех смешало в одно. В тебе появилась часть нас, а в каждом из нас — часть тебя.
— Значит, это было чем-то вроде коллективной галлюцинации?
— Это не галлюцинация, Стас.
— Иллюзия, самообман, выдающий желаемое за действительное?
— Тоже не совсем верно. Эвакуация из «Аида» состоялась. Просто каждый… В общем, каждый сходит на своей остановке. И каждый получает своё.
— Что своё? Что получает?
— Чего хотел и к чему стремился. Ты, Стас, может, и не знаешь о сокровенных желаниях тех, кто был с тобой, но «Боевой крот» услышал, почувствовал и впитал в себя все наши желания. И помог нам обрести желаемое. Возможно, в несколько искаженном виде, в меру своих возможностей и понимания, но он исполнил наши мечты. Я получил способного ученика и возможность заниматься делом, к которому у меня всегда лежала душа, но которым нельзя было открыто заниматься в «Аиде».