Но теперь Вера мертва. А он жив. Она не добралась, а ему придется продолжить путь одному.
Значит, надо разделить живое и мертвое. Надо провести черту. Захлопнуть люк и отрезать тот кусок жизни, который был с Верой, от того, который придется прожить без нее. Не забыть — нет, забыть не получится, да и не нужно забывать. Отрезать — это другое. Отрезают то, что не должно мешать.
Вера после своей смерти не должна и не будет мешать ему, Гришко. Так же, как она не мешала, когда была жива. Так будет правильно, так будет хорошо и для него, и для нее. Немного тоски — и все пройдет. Должно пройти. Он заставит все пройти.
Вера любила его. Она поймет. Она не станет являться к нему, как приходит к Стасу призрак Колдуна.
— Прости, — еще раз сказал Гришко. Добавил: — Прощай.
И с грохотом захлопнул люк. Положил руку на рычаг с красной головкой. Помедлил еще секунду.
— Покойся с миром, Верочка.
Нажал.
Кажется, полковнику Гришко стало легче. Значит, со временем будет еще легче.
После недолгой остановки подземлодка продолжила движение.
* * *
В медицинском отсеке было светло, чисто, тихо и страшно. Катя лежала без сознания. Пристегнутая к кушетке на случай болтанки и непроизвольных судорог, она казалась мертвой. Собственно, она почти была такой: Катя умирала.
Совсем не обязательно быть медиком, чтобы понять это. Правое плечо девушки разбухло. Из-под широкой повязки проступала пугающая чернота. Уже почернела шея. Чернота перекинулась на прикрытую простыней грудь девушки. И хотя обломок стрелы был извлечен из раны, это уже ничего не решало.
Над Катей хлопотала Таня в белом медицинском халате. Медик что-то вкалывала раненой, ставила капельницы, но Стас чувствовал: Таня не верит в выздоровление пациентки. Это легко читалось по выражению ее лица и суетливым движениям рук.
Кроме них в медотсеке был еще Киря. Начохр исподлобья смотрел то на Стаса, то на Катю. Главным образом — на Стаса. Видимо, боялся оставлять с ним наедине свою Таню. И Таня боялась оставаться с ним. Это тоже угадывалось без труда.
Они молчали. В отсеке слышался только привычный гул двигателей.
Гришко и Михеич вели «крота» на пару. Порода была податливой, и никаких опасностей под землей пока не было, так что, в принципе, субтерриной сейчас мог бы управлять и один человек. Но вдвоем все-таки проще. Михеич помогал и страховал полковника. После смерти Веры тот находился в подавленном состоянии, хотя и старался не показывать этого.
Катя тоже скоро отправится за Верой. Это вопрос времени. Возможно, только поэтому полковник ненадолго отпустил Стаса в медотсек.
— И что, совсем ничего нельзя сделать? — спросил Стас. — Никак нельзя ей помочь?
— Я не могу, — честно призналась Таня. — Я даже не знаю, каким ядом была смазана стрела.
Стас посмотрел на нее. Таня отвела взгляд.
— Я попытаюсь снять боль. Возможно, удастся привести Катю в чувство.
Стас молчал и смотрел.
— Больше ничего не смогу. Сейчас на поверхности ядов туева хуча, — она словно оправдывалась перед ним или перед Катей. — Я понятия не имею, у какой твари его взяли казанцы или из какого растения добыли. Я ничего не знаю об этом яде и его свойствах. Знаю только, что он убивает. Яд очень сильный. Противоядия нет. Кате осталось недолго.
— Сколько? — спросил Стас.
— День-два, — не очень уверенно ответила медик. И, словно в утешение, добавила: — Может, три. Если сильно повезет.
— Если повезет? — Стасу трудно было совладать с мышцами собственного лица. Он чувствовал, что гримасничает, как сумасшедший, но ничего не мог с собой поделать. — Это ты называешь везением? Три дня жизни, а потом сдохнуть?
— Эй, — негромко окликнул его Киря. — Ты бы лучше вышел отсюда, а? Ты ее пугаешь.
— Катя без сознания, — отмахнулся Стас. — Она уже ничего не боится.
— Я говорю о Тане.
Побледневшая Таня, отступив за кушетку, испуганно смотрела на Стаса. Киря тоже выглядел напуганным.
— Говоришь о Тане, а думаешь о себе? — процедил Стас.
Киря поджал губы. И снова разжал их:
— Да, черт подери! Ты пугаешь и меня тоже, етить твою! Это ты хотел услышать? Ну так слушай! Ты всех здесь пугаешь, Хвостопад! Потому что чем дальше, тем меньше мы тебя понимаем! Зачем ты без противогаза и «химзы» полез за Катькой, когда приказано было стартовать? Зачем подставлял башку под отравленные стрелы? Чего нам ждать от тебя в следующий раз?
С кушетки донесся слабый стон. Стас повернулся.
Катя пришла в себя. И смотрит на него. Но как она на него смотрит! В расширенных глазах нет ничего, кроме страха.
Катя замотала головой, забилась в ремнях. Тихонько заскулила на одной ноте:
— Уйди-уйди-уйди-уйди…
Тоже боится. Господи, как же она его боится!
— Тебе придется уйти, Стас, — тихо сказала Таня. — Она не хочет тебя видеть, а ее состояние…
— Уйди-уйди-уйди-уйди…
Да что же это такое?! Стас выскочил из отсека, захлопнув за собой дверь.
«Бум!» — грохнул металл.
«Бум-м!» — покатилось эхо по пустому коридору.
Впрочем, уже не пустому. Перед Стасом снова стоял Колдун, задумчиво поглаживающий колотушкой бубен.
— Что это такое, Колдун? — повторил Стас свой вопрос вслух. — Что это?!
Илья пожал плечами:
— Обычное дело. А чего ты ждал от Катерины?
— Я же ее… Я ей помог… А она…
— Думаешь, она помнит, кто ее спас? Ты уверен, что ей было до того?
Стас непонимающе смотрел на мертвеца.
— Станислав, Катю ранили отравленной стрелой. Она была вне себя от боли и ужаса и в «крота» влезла на чистом адреналине. По большому счету она отключилась еще до того, как ты втащил ее в шлюз. Она ничего не видела и не понимала тогда и теперь ничего не помнит. А если даже и помнит… Думаешь, сейчас она будет благодарна тебе за то, что ты не дал ей упасть под гусеницы и умереть быстро? Думаешь, Катя скажет «спасибо» за то, что ты обрек ее на страдания без надежды на выздоровление? — Илья покачал головой. — Ты совсем не знаешь психологии умирающих.
«Умирающих! Умирающих! Умирающих!» — мерно отзывалось в голове.
— А ты знаешь? Психолог, мать твою!
— Я Колдун, Фрейда тебе в задницу! — Илья говорил так, будто обиделся, но спокойным и совсем не обиженным тоном. — И — да, теперь я знаю много больше, чем знал раньше.
— А что за яд был на стреле — знаешь?
— Яд змея. Яд Зиланта.
— Как его нейтрализовать, знаешь?