Нервный тик искажал лицо казначея, придавая ему сатанинские черты. Его тонкие губы ухмылялись, ноздри трепетали, голос дрожал, и молодая женщина поняла, что перед ней совершенно другой человек. Гарен был безумен, или ему остался один шаг до этого. Только сумасшедший мог придумать этот дьявольский план: отдать ее в руки животному, чтобы заставить ее выкинуть плод. Или даже убить ребенка, если понадобится… Она попыталась образумить его:
– Придите в себя, Гарен! Вы бредите! Вы подумали о последствиях того, что вы делаете? Неужели вы думаете, что никто не забеспокоится, не будет меня искать? Герцог…
– Герцог завтра уезжает в Париж, и вы это знаете не хуже меня. Я сумею всем рассказать о вашем хрупком здоровье, а потом и о несчастном случае…
– Неужели вы думаете, что я буду молчать, когда выйду отсюда?
– Я думаю, что, когда вы выйдете отсюда, пробыв несколько месяцев в руках моего доброго Фаго, вы перестанете чрезмерно интересовать герцога… потому что перестанете быть похожей на себя прежнюю. А он любит только красоту. Он быстро забудет вас, поверьте мне…
Отчаяние овладевало Катрин. Если он и был сумасшедшим, то предусмотрел все. Она попыталась в последний раз образумить его:
– А те, кто живет вокруг меня?.. Мои родные, мои друзья?.. Они будут искать меня…
– Не будут, потому что я распущу слух, что Филипп Бургундский тайно взял вас с собой. Разве кто-нибудь удивится этому после тех знаков внимания, которые он вам оказывал?..
Земля ушла из-под ног Катрин. Ей показалось, что весь мир кружится и пропасть разверзлась у нее под ногами. На глаза навернулись слезы бессильного гнева. Но она все еще отказывалась верить в полное бессердечие Гарена. Инстинктивно она соединила руки в мольбе.
– Почему вы так со мной обращаетесь? Что я вам сделала? Вспомните: это вы… вы один пренебрегли мной. Мы могли бы быть счастливы, но вы не захотели. Вам необходимо было толкнуть меня в объятия Филиппа… а теперь вы меня за это наказываете? Почему… почему же? Неужели вы меня ненавидите?
Двумя руками Гарен схватил молодую женщину за тонкие запястья и яростно начал трясти ее.
– Я вас ненавижу… о да… я вас ненавижу! С тех пор как меня заставили жениться на вас, я испытал тысячи мук… А теперь я еще должен стерпеть под своей крышей ваше бесстыжее брюхо? Стать отцом ублюдка? Нет… сто, тысячу раз нет! Я должен был подчиниться, я должен был жениться на вас! Но я переоценил свои силы. Больше я не могу вынести…
– Так отпустите же меня в Марсане, к моей матери…
Грубым рывком он бросил ее на землю. Она упала прямо на колени, цепь на шее натянулась, причиняя ей страшную боль. Она простонала:
– Пощадите…
– Нет. Никто не пощадил меня. Вы искупите здесь свое преступление… здесь… Потом вы сможете спрятаться в монастыре… когда станете уродиной. Тогда наступит мой черед смеяться… Я не буду больше видеть вашу дерзкую красоту, ваше тело, которое вы не постыдились выставить напоказ даже в моей постели… Уродливая! Отвратительная!.. Вот какой вы станете, когда Фаго покончит с вами…
Лежа на полу и инстинктивно защищая руками голову, Катрин рыдала без остановки, на грани отчаяния. У нее болело все тело, и отчаяние овладевало всем ее существом.
– Вы не человек… вы больны… вы безумны, – всхлипывала она. – Кто, достойный называться человеком, поступил бы подобным образом?
Ответом ей было лишь чье-то бормотание. Живо подняв голову, она увидела, что Гарен ушел. Она была одна с Фаго. Это он ворчал ей в ответ. Он стоял перед огнем, который ему удалось разжечь, и смотрел на нее своими маленькими черными глазками, похожими на два гвоздя на обрюзгшем, в красных прожилках лице. Он смеялся смехом идиота, переступая с одной ноги на другую, как медведь; руки как плети свисали по обе стороны его тела. Волна тошнотворного страха сжала внутренности Катрин. Она поднялась и отступила назад, не спуская глаз с приближавшегося к ней мужчины. Никогда прежде она не испытывала подобного ужаса, подобного отвращения. Она осознавала свою слабость, свою беспомощность перед этим человеком, который был человеком только с виду… Да еще эта цепь, которая приковывала ее к стене, не давая подойти к окну. В детской попытке защитить себя она вжалась в стену, защищая себя руками. Фаго надвигался на нее, наклонившись вперед и растопырив руки, как будто собирался задушить. Катрин показалось, что настал ее последний час. Этот человек был убийцей, а все разговоры Гарена должны были просто продлить ее отчаяние. Но когда лапищи Фаго обрушились на нее, она поняла, что ее жизнь ему не нужна. Он опрокинул ее на солому и, придерживая одной рукой, другой постарался задрать юбку… Отвратительный запах пота, прогорклого жира и кислого вина ударил в ноздри молодой женщины, тошнота подкатила к горлу, она была близка к обмороку. Но ощущение опасности вернуло ей силы. Из ее груди вырвалось рычание:
– Гарен! На пом…
Крик замер в ее горле. Гарен, если он еще и был тут, только порадовался бы ее ужасу. Он хорошо знал, что делает, когда оставлял ее во власти этого животного. Катрин сжала зубы, чтобы собраться с силами. Мозолистая ладонь Фаго, щупавшая ее ляжки, приводила ее в ужас. Она начала свирепо отбиваться, без единого крика, борясь со страшным ожесточением, как животное, попавшее в ловушку, против этого тела, прижимавшего ее к земле. Удивленный ее силой, он решил придавить ей лицо к полу. Она укусила его так свирепо, что он взревел от ярости, откидываясь назад. Почувствовав, что она свободна, Катрин рывком поднялась с земли и обернула вокруг руки несколько звеньев цепи. Получился своего рода довольно опасный молоток.
– Если ты посмеешь подойти ко мне, – прошипела она сквозь зубы, – я прибью тебя!
Фаго отступил, напуганный тем опасным огнем безумия, который прочитал в ее глазах. Он отодвинулся к дверям, чтобы Катрин не могла его достать, и остановился в сомнении. Потом пожал плечами и ухмыльнулся:
– Плохая!.. Не кормить! Не кормить, пока Фаго не получит то, что хочет…
Потом он вышел, облизывая укушенную руку, из которой текла струйка крови. Заскрипели тяжелые засовы, гулкие шаги послышались на лестнице, и пленница упала на соломенную подстилку, внезапно лишившись всех сил, которые поддерживали ее в этой безумной борьбе. Она опустила голову на руки и судорожно зарыдала. Гарен просто-напросто обрек ее на ужасную смерть, отдав в руки этому зверю. Если она ему не уступит, он уморит ее голодом… Пустой желудок уже начинал терзать ее. От огня, разведенного Фаго, осталось несколько жалких угольков, возле которых примостилась несчастная молодая женщина, протянув к ним руки, окоченевшие от холода. Наступила ночь, и окно стало похоже просто на более светлую выемку в глубоком сумраке башни. Когда последние угольки потухнут, Катрин останется одна во власти холода, боясь, что вернется ее ужасный тюремщик.
Она провела всю ночь скрючившись, уставившись в темноту, прислушиваясь, боясь заснуть. Она подгребла под себя солому, пытаясь хоть немного согреться. Но когда занялся день, ей было все так же холодно.