В комнатке наверху Виталий, не торопясь, объяснял суть своих претензий к Стасу.

— И ты из-за этого Красного проблемы строишь? Забирайте, на хер он нам нужен, — сказал Стас. Он был как на иголках, такие деньги уходили, и все из-за этих дурацких претензий.

«Твою мать! Но как же он все же не вовремя, этот Бандера!»

— Сходи, посмотри. Может, он еще не ушел, — обратился Стас к Амбалу, не питая, впрочем, особых надежд. Тот послушно удалился.

— Ты считаешь, что это дело не стоит обсуждения? — задал вопрос Бандера, обращаясь к Стасу.

— Да стоит, базара нет! — ответил Стас, с надеждой поглядывая на входную дверь.

У него еще теплилась крохотная искорка надежды на то, что Денис еще не ушел.

— Просто ты нам сейчас такую рыбу обломал! — откровенно сказал Серега, глядя на Бандеру грустными глазами. Проигрывать они не любили, да и не проигрывали уже давно со своей «техникой».

— Стас, когда у ваших людей бывают проблемы, я уверен, вы решаете их сразу, по-горячему, — сказал Бандера. — Только приехал в город и узнал об этом, сразу решил расставить точки над i.

— Да нет, разговора нет, все правильно, — говорил Стас, а сам с надеждой смотрел на дверь.

Вошел Амбал и развел руки в стороны.

Стас и Серега все поняли, денежки уплыли. Эх, Бандера, Бандера, черт тебя принес так не вовремя!

11

Она сидела на кухонном диване и тихо плакала, обхватив растрепанную голову руками. На плите засвистел закипающий чайник. Ирина поставила его автоматически, сама не зная зачем, и уже забыла о нем, и теперь бездумно смотрела на него, не понимая, что нужно сделать.

Она медленно встала и, осторожно ступая босыми ногами, будто под ними был не пол ее квартиры, а скользкий-скользкий лед, двинулась к плите. Подойдя к плите, она долго собиралась с мыслями, наконец потянула руку и повернула ручку конфорки, свист чайника постепенно затих, растворившись в тишине пустой квартиры. И от этой тишины, звенящей и пустой, стало еще тоскливее, еще больше жаль себя, и она, опустившись на стул, уронила голову на стол и вновь заплакала.

Сколько она так просидела, она не знала, счет времени уже был потерян. Само время стало для нее уже каким-то другим, оно меняло свои свойства, то растягивалось, замирало, то вдруг день неожиданно сменялся ночью или наоборот.

Она подняла голову и, размазав по щекам слезы, посмотрела на незашторенное окно, в которое пробивался косой луч осеннего солнца. Но вместо окна пред ее глазами стояла картина медленно уходящего Виталия. Она постоянно вспоминала свои слова, сказанные ему тогда у «Горизонта», и его фигуру, размытую ее слезами, медленно, страшно медленно уходящую от нее. Он уходил навсегда. Ирина знала, он не вернется. Она сделала выбор, он принял его, повернулся и ушел, ушел из ее устроенной, ровной, размеренной, но такой тусклой и приторно скучной жизни.

Да, она сделала выбор, но что она потеряла и что у нее осталось? Да все у нее осталось, все, что она имела с детства и что казалось ей естественным и необходимым. Не было только его, так резко ворвавшегося в ее раз и навсегда спланированную жизнь и разделившего ее на ДО и ПОСЛЕ.

В этой жизни ДО у нее было все, о чем только можно было мечтать. В детстве дорогие игрушки, красивы платья, в юности фирменные шмотки, норковые шубы, драгоценности, полное незнание, что такое бижутерия и зачем, собственно говоря, она нужна, французские духи и косметика, шикарные блестящие машины и впереди безбедная, беззаботная, обеспеченная жизнь.

А потом появился он, и началась жизнь ПОСЛЕ, в которой было все, что было и в жизни ДО, но плюс еще и любовь, которой до встречи с ним она не знала. Конечно, ей нравились мальчики, она заигрывала с ними, они за ней ухаживали, ей это доставляло удовольствие, тешило ее самолюбие. Но что такое любовь, она поняла только после встречи с ним. А любовь, как оказалось, приносит не только радости и сказочные удовольствия, но и проблемы, и переживания, и боль.

Ее любовь не вписывалась в ее мир, ее любовь имела иной социальный статус. И она, будучи девушкой неглупой, в полной мере отдавала себе отчет в том, что когда-нибудь настанет момент, что придется выбирать. Момент этот она ждала и страшилась его. Она знала, не могла не знать, что существует еще и другой мир, мир обычных людей, где считают рубли до получки, живут в коммуналках и ездят на автобусах. И тот другой мир был для нее как страшилка, которой пугают детей, чтобы они слушались родителей.

Момент выбора наступил неожиданно, там, в скверике у «Горизонта». И Ирина, за которую решали всегда родители, сама она решала только, какое надеть платье и какие к нему нужно серьги, вдруг оказалась перед сложной дилеммой: ОН или ВСЕ.

Она испугалась, спасовала и выбрала привычное ВСЕ.

Теперь она сидела на кухне, смотрела на молчавший телефон, плакала и запоздало понимала, что это ВСЕ без НЕГО не стоит и ломаного гроша. Взгляд ее упал на диван, на нем лежал календарь, сделанный из их с Виталием фотографии. Она тяжело встала и пересела на диван. Долго смотрела на фотографию, потом взяла календарь в руки и прикоснулась пальцем к изображению любимого, словно ощущая тепло, от него исходившее. Она, не зная того, в точности повторила жест Виталия, тогда после стрелки с Шустрым, когда он сидел в «Челленджере», рассматривал календарь и вел пальцем по ее фотографии, ясно ощущая тепло, от нее исходившее.

Отложив календарь, она посмотрела на телефон и уже знала наверняка, что все равно позвонит, все равно поднимет трубку и наберет родной номер, но в нерешительности оттягивала этот момент. Ей было страшно. Это был страх маленькой птички, которая всю жизнь просидела в золотой клетке, даже не помышляя о свободе, и вдруг увидела, что дверь клетки открыта и за ней сияет солнце, зеленеет лес, летают другие пичужки, но здесь, в клетке, стоит ее всегда полная кормушка. Птичка смотрит на открытую дверь, на кормушку и не знает, что ей делать.

Наконец птичка встала, вытерла слезы, привычным жестом откинула назад растрепанные волосы, подняла трубку и набрала до боли знакомый номер.

— Виталя…

* * *

— Ну зачем ты позвонила, — с нескрываемой болью в голосе говорил Виталий, не глядя на нее, — я уже начал привыкать к мысли, что тебя у меня больше нет.

Они сидели в его черном «Марке». После ее звонка с просьбой о встрече он долго не решался приехать, но чем ближе подходило время к назначенному свиданию, если его можно было так назвать, тем больше начинал понимать, что все равно приедет. От возможности увидеть любимую, услышать рядом ее голос он не мог отказаться.

— Я не могу… Я жизни не могу представить без тебя, — слова Ирины выбивали его из колеи, но он старался не поддаваться чувствам и оставаться спокойным.

— Почему ты тогда его выбрала?

— Я не выбирала… У меня тогда другого выхода не было… Как сказать так… Он заставил меня, — неуверенно ответила Ирина.