Жили не слишком богато, Михаил женился, потом развелся, провел несколько лет холостяком и встретил Лену. Артюхина сразу не понравилась Клавдии. Во-первых, сирота, из детского дома, голь перекатная. А Клава очень хотела, чтобы брат сделал хорошую «партию». Так нет! Кругом столько молодых женщин из приличных семей, мечтающих выйти замуж, но Мишу просто заклинило на Лене, у которой, кроме комнаты в коммуналке, больше ничего не было. Словом, совсем не то, о чем мечталось.
После тихой свадьбы настроение у Клавы совсем испортилось. Детдомовка Лена, выросшая в системе государственного призрения, совершенно не умела управляться с домашним хозяйством. К тому же лишенная с раннего детства материнской ласки, девушка выросла грубоватой, резкой на язык и совершенно не обладала женской мягкостью и слабостью. Леночка, твердо усвоившая постулат: кругом одни враги, – привыкла не просить, а отнимать. Скандалы в молодой семье начались сразу после брачной ночи. А потом появились наркотики.
Клава узнала о беде не сразу. Любимый брат, приведя в дом новобрачную, отдалился от старшей сестры, которая пару раз, не сдержавшись, делала Лене замечания. Клавдия, обожавшая Михаила, поняла, что ее взаимоотношения с братом могут рассыпаться в прах, если они по-прежнему будут проживать вместе, и предложила разменять квартиру.
Мишка с Леной поселились отдельно, и Клава не слишком хорошо знала, что происходит у них за закрытой дверью. И только когда страшная правда выплыла наружу, Михаил перестал стесняться сестру.
– Сколько он с ней мучился, – горько говорила Клава, – одному богу ведомо. В больницу клал, в санаторий возил, гипнотизера приглашал, какие-то невероятные лекарства покупал.
Но толку чуть. Выйдя из клиники, пополневшая и повеселевшая Лена первый месяц держалась и не приближалась к шприцу, но затем неизбежно следовал срыв.
– Миша меня никогда не слушал, – качала головой Клава, – я просила, не женись! Нет, побежал в загс. Умоляла потом, разведись… Ведь когда она только начинала колоться, можно было бы разбежаться…
Но нет, Каюров хотел вылечить жену, а когда стало понятно, что дело безнадежно, посчитал непорядочным бросить инвалида. К тому же у Лены от употребления наркотиков капитально съехала крыша…
– Любил он ее, – пояснила Клава, – не хотел в психушку отдавать. Прямо дергался весь, стоило заговорить о сумасшедшем доме.
– Извини, Клава, – отвечал брат на все призывы сестры поместить жену в психиатрическую клинику, – это невозможно. Там ее будут морить голодом и бить. Уж потерпи немного, наркоманы долго не живут, пусть умрет спокойно, дома.
Но, несмотря на ежедневное употребление «дури», Артюхина не собиралась отъезжать в страну вечной молодости. Михаил окончательно обнищал, все заработанные средства уходили на «лекарство» для Лены.
– Иногда мне казалось, что он мазохист, – откровенничала Клава, – просто получает удовольствие от несчастий и неприятностей. И я очень, очень вам благодарна!
– За что? – изумилась я.
Клавдия улыбнулась.
– Давно хотела с вами встретиться, да все никак. Мишенька много о вас рассказывал, какой вы замечательный человек! Целых полгода общались с моим братом, а когда он наконец решился и рассказал вам о Лене, сказали:
– Ничего, я подожду, жаль беднягу!
Я смущенно потупилась.
– Право, ерунда… Просто я хотела поддержать Мишу…
– Ну а потом завертелась история с этим наследством, – закончила Клава, – Миша примчался ко мне ночью, взъерошенный…
Клавдия онемела, услыхав, о какой сумме идет речь.
– Что делать, что делать! – метался брат по крохотной, пятиметровой кухне.
Клава растерянно смотрела на него. Ей, как и Михаилу, было понятно, что Лену просто невозможно показать сотрудникам ингорколлегии, даже если накачать ее всеми придуманными для психов лекарствами. Артюхина, говоря юридическим языком, была недееспособна и не могла стать обладательницей капитала. Впрочем, может, это и не так, Михаил не знал точно… Каюров, честно говоря, опасался другого. У Артюхиной иногда случались просветления, во время которых баба говорила и действовала как нормальная. Вот получит она наследство, и что? Мигом потратит большую часть на наркоту?
Проведя бессонную ночь, брат с сестрой придумали простой план, к выполнению которого привлекли давно мечтавшую о деньгах Наташу Кабанову. Та, явившись в ингорколлегию с документами Артюхиной, великолепно справилась со своей ролью. Никто и не засомневался. У чиновницы Кабанова подозрений не вызвала, пришла вместе с мужем, вывалила на стол кучу бумаг – метрику о рождении, свидетельство о браке, диплом об окончании медицинского училища, паспорт… Впрочем, в последнем имелась фотография, но взгляните на снимок в своем документе, удостоверяющем вашу личность, и положа руку на сердце скажите: это вы? Я получаюсь на всех официальных фото похожей на кого угодно, кроме себя. Отчего-то мое узкое лицо с маленьким подбородком и небольшим носом трансформируется в широкую рожу с тяжелой нижней челюстью и огромным «шнобелем», по бокам которого торчат крохотные испуганные глазки, причем черного цвета, ничего похожего на мои голубые очи… Может, все дело в неправильно установленном свете?
Получив деньги, Каюров зажил в свое удовольствие. Оборудовал купленный когда-то в Вешкине дом и перевез туда Лену. Сначала он хотел нанять медсестру для наблюдения за Артюхиной, но тут Клавдия, всю жизнь мечтавшая жить на свежем воздухе, да в таком месте, чтобы вокруг никого не было, вызвалась сторожить несчастную.
– Хлопот с ней не много, – спокойно объясняла она мне, – вовремя укол сделать, еды дать да еще горшок вынести. Раньше-то она буйная была, хулиганистая, убегала, орала, а теперь ослабела и тихой стала. Спит в основном целый день, небось скоро скончается. Но у нас с братом совесть чиста!
Я выложила на стол пятьсот долларов.
Клавдия убрала их в шкатулку. Я уже совсем собралась откланяться, как раздалась тревожная трель домофона.
– Кто бы это мог быть? – насторожилась Клава, быстро пряча деньги.
– Может, соседи за чем пришли? – предположила я.
Женщина покачала головой.
– Нет, я всех отвадила. Раньше, правда, шлялись, на бутылку выпрашивали, а потом поняли, что не дам, и перестали…
Звонок вновь залился нервным писком.
Клавдия ткнула пальцем в кнопку.
– Кто там?