— Начальник приказал! — надрывался дежурный, пытаясь перекричать шумы на линии и грохот взрывов. — В банке ссуды для колхозов, деньги на закупки продукции. Соображаешь?!
— Семья у меня в Белой Гуте осталась, с границей рядом, — прервал дежурного Петр, надеясь у него хоть что-нибудь узнать.
— Какая семья?! — разозлился тот. — Там уже немцы! Ценности спасать надо от врага, это приказ, понял?! Сейчас к тебе Баранов кого-нибудь из работников банка доставит, мы его отправили по адресам, а ты организуй там все, добудь транспорт и отправляйтесь на восток. Смотри, чтобы не пропало…
— Где транспорт? — закричал Дацкий. — Откуда взять, алло, слышишь?
Но в трубке внезапно наступила полная тишина — ни шорохов, ни писка, ни треска, как будто наушник сделан из цельного куска самой твердой породы дерева.
Чертыхнувшись, Петр бросил трубку на рычаги аппарата. Видно, перебило где-то линию, а чинить ее сейчас просто некому — не то время для ремонта, есть дела важнее.
Услышав за окнами характерный вой пикирующего самолета — опыт в таких вещах появляется крайне быстро, — он ничком упал на пол и прикрыл голову руками. Снова заухало, застонало, в грохоте разрывов бомб беззвучно посыпались осколки стекол, чудом уцелевшие после первого налета немецкой авиации. Тяжело бухнуло, здание вздрогнуло, жаркая, душная волна тугого воздуха прошла над лежавшим на полу милиционером, вдавливая его в грязный паркет. Что-то трещало и ломалось, искореженное ударной волной; хрустнули перекрытия, но старое здание устояло, выдержало.
Дождавшись, пока все стихнет, Дацкий поднялся, привычно отряхивая галифе и гимнастерку. Осмотрелся — весь пол был усыпан осколками стекла, окна зияли пустыми проемами, через которые уже начал вползать кислый удушливый дымок взрывчатки и гарь пожаров.
Подняв фуражку, Петр сбил с нее пыль и надел на голову. Такие, значит, дела. Смены, надо полагать, не будет ни на сегодня, ни на последующие дни. Как с семьей, тоже неизвестно. Остается надеяться, что они живы и здоровы, схоронились в лесу или отсиживаются в погребе — зачем немцу тратить бомбы на бедную полесскую деревеньку? Хотя шут их знает, этих фашистов, от них всякого можно ожидать. Интересно, успел Алешка Кулик передать родным гостинцы? Или лежит он сам теперь где-нибудь около дороги, по которой идут немецкие танки… Лежит, прижавшись щекой к щедро политой собственной кровью родной земле, раскинув руки, словно силясь в последний раз обнять ее всю…
Вон оно как все поворачивается — еще ночью балакали о каких-то мирных пустяках и служебных делах, а утром пошло-поехало… Глядишь, если бы уговорил Кулика задержаться, остаться здесь, то был бы он сейчас цел, не попал бы в самое пекло около границы, где идут серьезные бои — зря, что ли, немцы на самолетах летают, сбрасывая бомбы? Что же будет дальше: где взять транспорт, как, не имея ключей, открыть хранилища банка, чтобы вывезти деньги и ценности? И опять же, народец кругом разный живет, советской власти здесь двух лет еще не сравнялось — ну как найдутся охотники поживиться за государственный счет в начавшейся неразберихе? И сколько таких может отыскаться — один, два, десяток? Если один или, скажем, трое — это ерунда, имеется для них наготове заряженный наган, а если толпой да с оружием? Алешка ночью про диверсантов и шпионов говорил, кто знает, вдруг они и тут объявятся?
Услышав, как забарабанили во входную дверь, Дацкий невольно вздрогнул: неужели он дурными мыслями уже накликал лихо на свою невезучую голову? Расстегнув кобуру, он достал наган, взвел курок и направился к двери. Если что, то двери врагу не сломать, а кто полезет в окна, тех он постреляет. Конечно, сначала предупредит, как это положено по уставу, а только потом пальнет. Но надо ли в такой ситуации соблюдать написанный до войны устав? Можно ведь и самому пулю схлопотать как нечего делать.
В дверь снова застучали, послышались возбужденные голоса.
— Кто там? — подняв наган, спросил Дацкий.
— Петро? Открывай! Это я, Баранов!
Облегченно вздохнув — стрелять ему совсем не хотелось, — Петр засунул наган в кобуру и схватился за засов.
— Сейчас!
Однако он не поддавался — перекошенные взрывом двери просели, толстое дерево филенок треснуло, но не развалилось, и засов намертво зажало. Промучившись несколько минут, Дацкий подошел к окну и высунулся наружу. Увидел стоящих внизу Баранова и кассира Браницкую в перемазанном сажей светлом платье.
«Нашла чего надеть, — подумал Петр, — с гулянки, что ли, только вернулась?»
— Эй, давайте сюда! Не открываются двери, — крикнул он им.
Подав руку, помог влезть сначала Баранову, а потом они оба втащили Анелю, крепко зажавшую ключи в маленьком кулачке.
— Ой, Петр Никитович, чего делается! — отряхивая платье, сразу затараторила она. — Город горит, на нашей улице бомба упала, такая ямища осталась, а стекла все повылетали.
— Ты тут глянь! — остановил ее Баранов.
Девушка с ужасом оглядела зал банка, засыпанный осколками стекла, запорошенный известковой и кирпичной пылью, заваленный кусками обвалившейся с потолка и стен штукатурки. Разбитые столы, поднятый на попа тяжелый деревянный диван для посетителей, сломанные стулья, поваленный барьер, за которым обычно сидели сотрудники, — страшно видеть все это, еще вчера такое чисто прибранное, протертое, вымытое…
— Телефон? — хрустя подошвами туфель по осколкам стекла, Анеля подбежала к столу управляющего, подняла трубку, немного подержала ее около уха и разочарованно опустила. — Не работает!
— Выйдешь — город не узнаешь, — понизив голос, рассказывал Баранов. — Исполкома нет, только груда дымящегося щебня, дома горят, и никто не тушит, на западе грохочет, пушки бьют, моторы ревут, даже здесь слышно. Жуть! Все адреса обегал, едва живой остался в этом аду, хорошо, Анелю нашел, у нее ключи есть.
— А транспорт? — прямо спросил Дацкий. — Где взять машины?
— Весь личный состав в деле, — проходя к лестнице, ведущей к хранилищам, отозвался Баранов. — Машину начальник приказал реквизировать. Любую, какая попадется. Браницкая, открывайте хранилища! Будем вытаскивать и грузить.
— Ну, Анеля, — поторопил девушку Петр, — чего стоишь? Ждать нечего. Давай, открывай!
— Езус Мария! — Анеля прижала ладони к пылающим щекам. — В чем же мы деньги повезем? Знаете, сколько их? И на чем везти?
Дацкий на секунду задумался и махнул рукой:
— На втором этаже мешки были. Правда, старые, завезли на тряпки — полы мыть, но сгодятся. В красном уголке скатерть большая на столе, можно узел сделать.
— Правильно! — поддержал его Баранов. — Еще ларь деревянный возьмем, в котором уборщица свое добро хранит… В общем, открывай и начнем грузиться.
Дацкий побежал за мешками, а Браницкая и Баранов пошли к хранилищам. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Петр услышал, как в небе снова завыли немецкие самолеты.
— Ложись! — закричал он, падая на ступеньки.