Шестой прокуратор Иудеи | Страница: 74

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

«Стало быть, Каиафа везде расставил своих слуг. Да и другие священники, думаю, привели на площадь своих людей. Слухи всякие про захваченного римлянами народного героя, наверное, они тоже распустили? И подобрал специально человека с именем „Иисус“. Умно! Нечего сказать! Просто и очень мудро! Ну, Каиафа!!! Ну, молодец!!! – усмехнулся уроженец Кериота, восхищаясь про себя предусмотрительностью первосвященника. – А мне в городе оставаться нельзя! Дела я свои здесь закончил, землю прикупил, теперь сдам её в аренду. Доход немалый буду иметь с этого, а сам, пожалуй, уеду в Птолемаиду. А, может, вернуться в Кану управляющим к своему бывшему хозяину? Не пройдёт и года, как деньги потекут ко мне рекой…» – продолжал размышлять Иуда о своих предстоящих шагах. Он нисколько не сомневался, что в Иерусалиме не останется, ибо слишком опасно было ему находиться в этом городе, где он в любой момент мог встретиться со мной, прокуратором, с бывшими учениками Иисуса или с первосвященником.

Пока Искариот раздумывал о том, куда бы лучше сбежать, на балконе появился первосвященник Каиафа, следом за которым вышел и римский наместник. Увидев нас вместе, Иуда внезапно почувствовал лёгкую тошноту и головокружение, его ноги в коленях мелко-мелко задрожали, и от страха, что я смогу вдруг увидеть своего доносчика, стоящим среди толпы, по спине Искариота побежал тоненький ручеёк холодного пота. Правда, среди тысяч людей, конечно же, невозможно было заметить Иуду, но тот всё равно боялся поднять глаза и посмотреть на балкон. В голове Искариота острой занозой сидела единственная мысль, но пугающая и сводящая его с ума: «А вдруг, а вдруг…!»

Неожиданно до Иуды донеслись слова прокуратора: «Помилую одного и подарю жизнь тому, кого назовёте!» Вначале несколько голосов крикнули вразнобой что-то непонятное, но затем толпа, немного притихнув, видимо набирая воздух в лёгкие, единодушно изрыгнула из себя: «Вар-ра-а-вван!» Прошло всего буквально мгновение, и вдруг все люди, стоявшие вокруг Иуды, стали бушевать и неистовствовать, надрывно вопя: «Отпусти нам Иисуса Вар-раввана! Назарянина распни! Бандита на крест! Он преступник!»

Иуда, вначале пугливо озирался и молчал, но его начали со всех сторон больно толкать локтями в бока, и вдруг непроизвольно, как-то сам по себе, из глотки Искариотовой вырвался крик. Не понимая, как и почему, но бывший ученик присоединился к хору оравших не своим голосом зевак. Правда, вначале крик уроженца Кериота и криком-то нельзя было назвать. Он почти прошептал имя человека, которого по разумению толпы следовало отпустить. Но потом Искариот стал голосить немного громче и громче, а затем вообще завопил диким голосом во всё горло вместе с другими. Бушевала толпа, разбушевался и Иуда. Ему теперь всё было нипочём. Его страх прошёл. Он никого не боялся в этот миг. Иуда сейчас был отважен, он не опасался, что его кто-то может увидеть и донести прокуратору. Уроженца Кериота буквально распирало от собственной смелости, ибо он мстил, мстил всем, кого считал своими обидчиками, к коим он причислял и меня, римского наместника, и бывшего своего учителя, спасшего его от смерти. Как же радовался тогда Иуда. Он чувствовал себя победителем. – Благодаря мне схватили Иисуса. Моя заслуга в том! Меня сейчас должны чествовать как героя и носить на руках, – думал Искариот, одновременно надрывно, до хрипоты, крича, – Вар-ра-а-а-вван! Вар-ра-а-авван!!

Как же сейчас Иуда ненавидел этих двух человек: прокуратора и проповедника. Ведь именно они, Пилат и Иисус, своими принципами и правилами не дали ему стать тем, кем он хотел. Это они украли у него мечту и не позволили добиться того, к чему он так сильно и страстно стремился. У Иуды на глазах наворачивались слёзы, когда в его памяти всплывали воспоминания, как отказывал он себе в еде, питье и развлечениях, отказывал в себе в той достойной жизни, которой желал жить.

– Сме-е-е-рть! Сме-е-е-рть! – вдруг так громко и истошно завопил тайный мой бывший доносчик, что от него в испуге отшатнулись рядом стоявшие люди.

Я уже давно уже покинул балкон, а площадь всё ещё продолжала шуметь, кричать и радоваться неизвестно чему, изредка, отдельными возгласами, отрыгивая в полуденный зной одно единственное слово: «Распни!»

* * *

А что же Мария, которой я позволил увидеться с любимым и уговорить его согласиться на моё предложение бежать из города, из страны, из империи? Получив от меня разрешение на свидание, девушка радостная и счастливая, будто её избранник уже был отпущен на свободу, выбежала за ворота дворца. Разговор со мной придал ей сил, и Мария, окрылённая мыслью скорой встречи с любимым человеком, почти бегом устремилась в крепость Антония, где в одной из камер глубокого и мрачного подземелья томился в ожидании суда Иисус из Назарета, спаситель её и жених.

Мой дворец находился недалеко от цитадели, но то ли улочки были слишком кривыми и сделали дорогу длиннее, то ли разговор наш получился слишком долгим, да только красавица-галилеянка опоздала. Она, запыхавшаяся, подбежала к воротам и принялась сильно стучать и громко кричать. Время было раннее, но девушка своими маленькими кулачками настойчиво колотила в тяжёлые дубовые ворота крепости до тех пор, пока не выглянул караульный.

– Что так расшумелась? – зевая и потягиваясь, чуть сердито спросил стражник, явно недовольный тем, что его разбудили. Он открыл смотровое окошечко, но, увидев перед собой молодую и весьма пригожую девушку, тут же оживился, и потому следующий вопрос задал уже бодрым и весёлым голосом. – Кто тебя обидел? Любовник сбежал, не заплатив, и теперь ты пришла найти его и получить долг за предоставленную ночь? – похотливо оглядев галилеянку с ног до головы, скабрёзно хохотнул легионер. Незнакомка ему явно понравилась, и он был бы не против того, чтобы продолжить знакомство с ней после окончания дежурства, о чём уже и хотел ей недвусмысленно намекнуть, да только не успел рта раскрыть, как юное создание грубо прервала его длинную тираду.

– Ты слишком стар, чтобы заниматься со мной любовью, а то ещё рассыплешься ненароком! – весело смеясь и чересчур смело сказала она. От услышанной фразы у легионера даже вытянулось лицо, и сам он, казалось, окаменел, так как не ожидал, что эта хрупкая девчонка способна была так дерзко ответить ему. Стражника конечно, разозлила насмешка незнакомки. Он уже намеревался выйти за ворота, чтобы прогнать её прочь, но слова красавицы заставили его вдруг остановиться в нерешительности. А как было не сомневаться, если девушка сослалась на прокуратора, так прямо и сказав караульному:

– Прокуратор Понтий Пилат разрешил мне встретиться с задержанным проповедником по имени Иисус, что из Назарета. Его привели в крепость нынешней ночью из дома первосвященника.

– Он тебе лично разрешил? – недоверчиво и вместе с тем с опаской в голосе спросил легионер. Он знал мой крутой нрав и прекрасно понимал, что ожидает тех, кто не выполняет приказы. – Ты с ним сама разговаривала? – вновь на всякий случай переспросил стражник, не поверивший, что я мог говорить с этой нищенкой.

– Да, да, да! С ним! Только что! Открывай ворота и быстро проводи меня к Иисусу! – смело проговорила Мария, – давай, давай, пошевеливайся! Прокуратор не любит, когда его приказы не исполняют! – настойчиво продолжала требовать девушка, чтобы её пропустили в крепость, – ты ведь, не хочешь, чтобы из твоей спины нарезали ремни для твоих же сандалий?