C другой стороны, подобный ход грубоват для Бергера, слишком прямолинеен и незатейлив. Считает всех глупее себя? Или просто торопится, подгоняемый начальством из Берлина? А может быть, он таким образом предлагает разведчикам противника сделку — бери, что дают, и проваливай, пока я не передумал и не прихлопнул тут тебя, как букашку? Неси своим полученную информацию и будь счастлив, оставшись в живых, все-таки жизнь дороже всего…
Попробовать пойти у него на поводу, вернее, сделать вид, что пошел, согласился, поверил и вступил на тропочку, протоптанную фон Бютцовым и его учителем, оберфюрером Отто Бергером, а под прикрытием этого вести свои дела? Но надолго ли хватит у них терпения? И выдержит ли Нина, не запаникует ли, не испугается — такие вещи не под силу многим мужчинам, имеющим большой опыт нелегальной работы, а тут неподготовленная девушка. Опять же, не исключена и ошибка. Голова расколется!
— Есть подозрение, что Анна провокатор, — тихо сказал Антон и заметил, как после его слов дрогнули плечи Нины. — Не пугайтесь, пока ничего страшного, они просто прощупывают и до тех пор, пока не отдадут копирку и не убедятся, что она передана по назначению, решительных мер предпринимать не будут. Встречи с товарищами прекратить, с Ярославом тоже, меня не искать. Когда получите от Анны передачу, дадите условный знак срочной встречи. Я приду и заберу вас с собой. Будьте готовы заранее. При свидании с Анной держитесь дружелюбно, не выказывайте отчуждения или подозрительности. Сможете? Если нет, то придется уходить сейчас.
— Я смогу, — чуть слышно прошептала она. — Но откуда вы знаете?
— Просто не доверяю, вполне могу и ошибиться, — успокаивая ее, сказал Антон. — Но все равно, делаем, как договорились. Всего доброго. Жду сигнала.
Смешавшись с выходившими из костела прихожанами, он выбрался на улицу. Свернув за угол, направился в сторону от центра, выискивая малолюдные улочки и часто сворачивая в проходные дворы. Слежки за ним немцы не вели.
Ошибся в своих умопостроениях? Дал бы Бог, как говаривала мать…
Барбара ждала его на кухне. Поставив перед Волковым стакан морковного чая, она сказала:
— Приходил ваш конфидент.
— Кого вы имеете в виду? — улыбнулся Антон.
— Пана Осипа, — не приняла улыбки хозяйка. — Просил передать, что доктор есть и готов помочь.
— Прекрасно. Где и как его найти?
— На Садовой. Доктор Клемгель. Карл Клемгель.
— Вот как? — Волков отставил пустой стакан. — Спасибо, пани Барбара. Доктор, выходит, немец?
— Фольксдойч, — поджала губы хозяйка. — Но Осип ручался, что он приличный человек.
— Вы его знаете, доктора Карла?
— Нет, он не местный. Спокойной ночи, пан…
Уже лежа в кровати, Волков закрыл глаза и попытался представить себе Антонину — что она сейчас делает: сидит перед зеркалом, расчесывая волосы перед сном, или стирает в госпитале? Какие у нее мягкие и теплые ласковые руки, шероховатые, соленые от слез чуть припухшие губы. Нет, никак не удавалось представить, ощутить рядом ее живое тепло.
Не удавалось уже который день…
* * *
К часовенке, — вернее, оставшимся от нее развалинам, — Семенов пришел заранее. Продравшись через заросли бурьяна и лебеды, миновав купы кустов бузины, еще не успевшей скинуть с ветвей яркие зонтики цветов, должных со временем превратиться в мелкие ягоды, он очутился перед каменным столбом с фигурой милосердной Божьей Матери, держащей на руках младенца Иисуса. Каменная скульптура стояла на верхушке столба и, наверное, раньше хорошо была видна усталым путникам, спешившим в Немеж, как бы сообщая, что конец путешествия уже близок: скоро их взору откроются предместья и появится над деревьями сторожевая башенка замка с потемневшей от времени шатровой кровлей.
Однако все это было раньше, когда городок еще не разросся и не подступил вплотную к бывшей часовенке, оказавшейся в пригороде. Но место для встречи Ярослав выбрал хорошее — тихое, безлюдное, скрытое зеленью от посторонних глаз.
Лицо у скульптуры Божьей Матери жалостное и умиротворенное — прижимая к себе младенца, она смотрела вниз с выражением печали и всепрощения. Павел Романович попытался разобрать, что выбито на столбе под скульптурой, но камень выкрошился и буквы заросли мхом, только и можно понять, что поставлено это здесь стараниями какого-то пана Казимира, жившего в незапамятные времена.
Крыша часовни рухнула, дверей не осталось, и Семенов, заглянув в проем, внутрь не пошел — что делать среди куч щебня и лопухов? Думать о том, что все на свете ждет такая же печать запустения?
Устроившись под кустами бузины, он покурил, поглядывая на поднимавшееся все выше солнце — скоро полдень и должен появиться словак. Из партизанского отряда передали шифровку: Москва сообщала, что Ярослав Томашевич до призыва в армию работал автомехаником, одинок, родителей потерял рано, состоял членом профсоюза и играл в баскетбольной команде. Политикой интересовался мало, но разделяет взгляды панславистов, призывавших противостоять агрессивным германцам.
Умеренно выпивал, играл на скрипке в любительском оркестре, охотно посещал праздники и гулял с девушками, намереваясь создать семью с некоей Любицей Блажковой, жившей там же, в Прешове, но этому помешала война. Вот и все, что сообщили о Ярославе. Данных о его сотрудничестве с немецкими или словацкими спецслужбами после прихода к власти Тиссо не имелось.
И на том спасибо: Павел Романович прекрасно понимал, как трудно узнать подноготную человека, живущего за тысячи километров от России — Центр и так сделал все возможное, чтобы помочь. Спасибо и низкий поклон товарищам.
Ну что, пора бы уже прийти механику, но дорога все так же пустынна, как со стороны города, так и со стороны аэродрома. Опаздывает? Почему, что могло его так задержать? А вдруг подозрения Антона, которыми он успел поделиться с Семеновым, уже начали приобретать очертания вполне реальной опасности, и словака быстро взяли немцы? Допрашивают сейчас, выбивая из него все, что тот знает… Ведь он знаком с парикмахершей Ниной. Тогда — большая, страшная беда!
Вдалеке, на дороге, ведущей от аэродрома, показалась большая легковая машина. Привстав, Павел Романович с тревогой поглядел на нее и почел за благо убраться подальше в кусты — в машинах здесь ездили только немцы, а попадаться им на глаза совершенно ни к чему.
Неожиданно автомобиль замедлил ход и свернул к часовне. Ломая молодые тонкие стволики зеленой бузины, вкатился в кусты и, фыркнув мотором, остановился. Пригнувшись, Семенов метнулся в сторону, достал «ТТ» и затаился, спрятавшись в бурьяне рядом с тропкой, уводившей в чахлую рощицу, смыкавшуюся с садами предместий. В случае чего можно отступить туда, оторваться от преследования, скрывшись среди построек, сараев, поленниц дров, и попробовать тихо уйти, запутав погоню в сложном лабиринте покосившихся заборов и палисадников — благо лето почти наступило, поможет пышная зелень.
Хлопнула дверца машины и появился высокий парень в табачного цвета форме словацкой армии — без головного убора, коротко остриженный, светловолосый. Попинав ногами шины, он открыл крышку капота и достал из багажника ящичек с инструментами. Оглядевшись по сторонам, прислонился к машине спиной и закурил, явно кого-то ожидая.