Посреди приемного зала, под роскошной люстрой, стоял неудачливый кандидат в губернаторы и сын генерального директора Мишенька Никишин. У ног его валялся разлетевшийся на тысячу кусков стакан. Перед ним, блестя настороженными глазами, возвышался мэр. Мэр осторожно пятился, пока не уперся задницей в праздничный стол. После этого он остановился и жалобно принялся обводить очами толпу. Он очень напоминал прикованную к скале красавицу, которая ждет, что сейчас толпу зрителей растолкает спешащий ей на помощь рыцарь. Но с рыцарями в толпе был дефицит.
— Ты-ты! Сукин сын! — сказал Никишин, поводя в стельку пьяными очами. — Ты деньги отдашь или нет?
И обернулся к аудитории.
— Вы представляете? Он у меня водку взял и второй месяц не платит.
— Как же я заплачу? — сказал мэр. — Ее никто не пьет, все самогон пьют. Вот придут из Москвы деньги, заплачу.
— Врешь ты, — проговорил Никишин, — вот у Кунака все расхватали. Что, по-твоему, «чернуху» покупают, а водку нет?
Мэр отчаянно оглянулся вокруг, заметил начальника УВД и Черягу и побледел еще больше. Начальник УВД отвел глаза.
— Ты, фуфел меченый, — сказал Курочкин, — попридержи язык!
Никишин вместо ответа жутко ощерился. Длинные его пальцы сомкнулись на спинке стула. Бывший кандидат в губернаторы схватил стул и от души им размахнулся, целясь в градоначальника. По счастию, Никишин был пьян выше глаз, и координация движений у него была не лучше, чем у амебы.
Курочкин проворно отступил в сторону. Стул свистнул в воздухе и обрушился на ни в чем не повинный торт, где и застрял всеми четырьмя ножками.
Дамы завизжали. Гендиректорский отпрыск шагнул вперед и попытался извлечь стул из произведения чернореченских кондитеров. Но стул завяз и не желал вылезать наружу. Курочкин шарахнулся к толпе и проворно перебирал присутствующих руками, словно надеясь выскочить наружу. Но люди прижимались друг к другу, как планки новенького забора, и задние ряды напирали на передние, чтобы получше разглядеть аттракцион.
Никишин схватил полупустую бутылку с коньяком и шваркнул ее о стол. Останки бутылки и коньяка полетели во все стороны, а в руке смазливого сорокалетнего поросенка осталось горлышко, увенчанное терновым венцом стеклянных шипов. Никишин поднял над головой «розочку», как кинжал, и устремился на мэра.
Тот отчаянно боднулся о толпу. Люди наконец подались, и мэр полетел сквозь расступающийся живой коридор, набирая ускорение, что твоя «СС-20». Никишин погнался за ним. Денис выступил вперед и схватил директорского отпрыска за воздетую руку с членовредительским орудием. Тот рыпнулся было, но в этот момент из толпы вынырнул Негатив. Бандит молча перехватил вторую руку директорского сынка.
Никишин забился, как рыба в сачке, Негатив выпустил Никишина, затем молниеносно воздел обе руки и ударил буйного сподвижника обеими ладонями чуть пониже ушей. Никишин обмяк, словно в нем выключили зажигание, и свалился на пол.
Черяга оглянулся. Начальник УВД смылся бесследно — судя по всему, решив не вмешиваться в столь деликатную драку.
Негатив наклонился к Никишину, распростертому на полу, подобно увядшей ботве, и пошарил в его карманах. В правом кармане обнаружился толстый «лопатник». Бандит раскрыл кошелек. Деньги он не удостоил внимания, а вот из бокового кармана извлек маленький целлофановый квадратик с белым порошком внутри.
Шагнул к балкону, изодрал целлофан и вытряс содержимое на влажно блеснувшую далеко внизу клумбу.
— И чего это они не поделили? — спросил Черяга, остановившись в метре за спиной бандита.
— Так. Маленький эпизод деловой жизни города Чернореченска, — мрачно сказал Негатив. Он рбернулся, и черные его глаза насмешливо и нагло уставились на следака, как бы издеваясь: «А что же ты не спрашиваешь, откуда порошок? И что ты ухом не повел, когда Никишин кричал, что вот-де анашу у Кунака покупают, а водку — нет. Иль ты не знаешь, что Кунак- мой бригадир?»
Денис опустил глаза, развернулся и молча прошел в гостиную.
Людская лужица уже шумела по-прежнему, гости сползались к столу, и Денис быстро заметил еще одного нужного ему человека- попугая Кешу.
Заместитель председателя Чернореченсксоцбанка стоял в самой стратегически выгодной позиции- рядом с блюдом осетрины. Из стопки пластмассовых тарелок, стоявших на столе, попугай Кеша выбрал самую обширную, и щедро наложил на нее все, что послал Бог гостям Чернореченсксоцбанка. Теперь Кеша, повернувшись лицом к гостям и уткнув чавку в тарелку, поглощал ее содержимое со страшной скоростью.
Это был плохой знак.
Когда какой-нибудь журналист, или литератор, или тому подобный санкюлот нажирается на званом банкете, это еще простительно — в конце концов, когда санкюлоту еще обломится икорка под пятизвездочный коньячок? Когда же икорку с треском употребляет зампред крупнейшего в городе банка, само собой напрашивается подозрение: или зампред скуповат, или держит его руководство в черном теле, или, наконец, он как-то подсознательно чувствует преходящее свое положение и стремится откушать икорки впрок.
Денис подождал, пока тарелка Старикова опустела, и тронул школьного приятеля за рукав.
— У меня есть к тебе дело, — сказал Черяга.
— Ну?
— Отойдем.
Стариков еще раз совершил круг почета вокруг стола, заново наполнив тарелку, и оба школьных приятеля вышли на маленький балкон, опоясывавший внушительное обиталище Лагина. Далеко-далеко внизу лежал темный город, и на фоне серебрящейся реки вздымался обставленный лесами памятник шахтеру.
— Так что ты хочешь сказать, — спросил Стариков, цепляя кокетливой вилочкой обильно нафаршированное икрой яйцо.
— Зачем ты ездил к Извольскому? — спросил Черяга.
— Что?
— Я видел твою машину сегодня на площадке перед заводом. Ты предлагал ему бумаги, которые для тебя украл мой брат?
— Ты что, пьян? — отшатнулся от Черяги Стариков.
— Слушай, Кеша, мой брат был бандит, а не банкир. Он был очень обижен на ваш банк и был готов устроить ему любую подлянку, но только кто-нибудь из высокопоставленных людей в банке мог разъяснить ему про бумаги.
— Какая подлянка? Какие бумаги?
— Которые он передал тебе в Квадратном, ночью, через час после того как он их спер и за час до того, как его убили.
— Да у тебя в голове все схемы полетели! Какие у тебя доказательства?
— У меня нет доказательств, — сказал Черяга. — Если бы я был в Москве, я бы мог задержать тебя и обыскать твою квартиру, но я не в Москве. Но вот что характерно — вашему шефу Головатому особых доказательств не нужно. Ты знаешь, что он весь город поставил на уши, чтобы ему нашли тех, кто увел кабель? На кабель ему, конечно, плевать, но он полагает, что если в банке пропадает кабель и отключается сигнализация, и в ту же ночь из, банка пропадают важные бумаги, то это совпадение не случайно. И он хочет выйти на бумаги через кабель. Как ты думаешь, сколько ты проживешь после того, как я скажу, что в записной книжке моего брата почему-то накарябан твой сотовый телефон?