Денис ожидал, что после смерти Луханова Негатив сам заявит, что теперь ему следак на разборке ни к чему. Однако не заявил, и даже наоборот, с издевкой осведомился: ну как, и теперь едешь? В смысле — что, очко заиграло? Бабки выбивать за брата был согласен ехать, а когда непонятки начались — в кусты?
И такая издевка была при этом в глазах бандита, что Денис не выдержал, сказал «поеду», и теперь ругал себя последними словами.
Кавалькада до блеска вымытых джипов вылетела из города и пошла по Ахтарскому шоссе под сто сорок кеме в час.
Негатив сидел молча, куря сигарету за сигаретой и время от времени посматривая на сидящего рядом Дениса.
Нет, ничего следак не подозревает, не понял он, зачем он нужен на стрелке и чей трупешник предъявят в Москве как доказательство того, что директор Извольский совсем оборзел. А до иных, тонких раскладов ему как зайцу до луны…
— А как ты думаешь, — неожиданно встрял в мысли Негатива сидящий рядом следак, — за что загасили Луханова?
Негатив вздрогнул при звуках его голоса. Он уже подсознательно считал этого человека покойником.
— Вот приедешь и поинтересуешься, — ответил бандит.
— Он мне, знаешь ли, досье дал на угольных директоров.
Негатив удивленно повернул голову:
— Досье? Ты что, считаешь, он что-то там накопал…
— В том-то и дело, что нет, — усмехнулся Черяга. — Это не досье. Это подборка вырезок из газет. Причем половина вырезок вообще не имеет к фактам никакого отношения. Просто ругань в адрес угольных директоров, проклятия в адрес жидомасонского правительства и длинные генеалогические изыскания, долженствующие доказать, что директор Никишин должен зваться Абрамовичем, а директор Зайцев — Ривкиным.
— И что тебя смущает?
— Просто странно. Профсоюзный босс, защитник рабочего класса, и прочая и прочая. Он должен быть заинтересован в том, чтобы утопить директоров с головой. А он заезжему следаку вместо документов сплавляет вырезки из газеты «Отмороженный большевик».
Негатив насмешливо посмотрел на собеседника. Можно было бы, конечно, и не отвечать на вопрос покойника, а с другой стороны — почему бы и не ответить? Именно потому, что от покойника и большого вреда не будет…
— Фонд у него был, — сказал Негатив.
— Что за фонд?
— А я в этом рублю слабо. Договорчик он подписал с мэром нашим, что когда бюджетные деньги в город приходят, идут они в фонд трудоустройства шахтеров или что-то в этом роде…
— А фондом распоряжался Луханов?
— Ну не Извольский же… Знаешь, есть такая мудрая заповедь: не стреляй по собрату из рогатки, если он в ответ может пальнуть из гранатомета. Ну, сдал бы тебе Лухан угольных директоров. А они в ответ бы откопали, что половина денег этого самого фонда пошла на закупку компьютеров для теркома. Ты в теркоме был?
— Был.
— Сколько ты там компьютеров видел?
— Один, по-моему. И тот старый.
— Ну вот. Возникает вопрос- куда бабки делись? Зачем в старое дерьмо кипяток лить? Чтоб опять завоняло?
Негатив помолчал, потом добавил:
— Опять же- контора, которая для отопления уголь закупает — она Лухану принадлежала. Нет денег в бюджете, — контора в минусе. Отстегнет Москва деньги забастовщикам — бюджет конторе заплатит…
— А Извольский про это знал?
— А ты как думаешь?
Денис думал, что Извольский все знал.
Все было ясно. Все было просто и незатейливо, как схема дорожно-транспортного происшествия. Генеральный директор Извольский решил покончить с забастовкой и нанял Премьера, чтобы тот пострелял пикетчиков. Когда пикетчики не рассосались, Премьер по приказу Извольского малость начистил рожу мэру. Когда и это не помогло, был убит человек, извлекавший из забастовки личную выгоду. Так убивают ради назидания. Так предупреждают всех, кто заинтересован в пикете- убирайтесь подальше, или с вами будет то же. Интересно, что сейчас происходит на рельсах? Они выехали из города слишком рано, а радио слушать перед разборкой как-то не хотелось.
Словом, картина вырисовывается незамысловатая, диагноз сомнению не подлежит.
Вот только одно не вписывается в эту картину- смерть Вадима Черяги. Конечно, жизнь состоит из совпадений, и кто сказал, что бригадир Негатива не мог попасться под случайный плевок из автомата Калашникова? Но когда именно этот бригадир сидел в приемной Извольского, когда именно он мог ограбить в ту ночь Чернорече-нсксоцбанк, когда именно он собирался жениться на шлюшке, которую его босс явно хотел и столь же явно презирал… Это уже не совпадения. Это уже система.
Тогда что произошло? Кто велел убрать Вадима? Извольский? Но зачем? Вадим еще не отдал ему документов, не успел. И к тому же- как Извольский или Премьер могли знать, что Вадима пошлют к пикетчикам?
Попугай Кеша, его явный соучастник по ограблению, дабы не делиться нажитым? Можно представить себе такую возможность, что Кеша в сговоре с Негативом, и что Негативу хотелось иметь компромат на родимый и, возможно, обманывающий хозяина Чернореченсксоцбанк, — но зачем тогда Кеша ездил к Извольскому? Голову ему морочил? Второй экземпляр хотел продать, уже от себя лично?
Или Вадима убрал Негатив? Это он мог запросто, чтобы Ольга оставалась под боком, — но ведь Негатив-то никак не мог знать, что пикет обстреляют! И опять же, ему стоило приказать, и Вадим посадил бы Ольгу в тачку и привез к Негативу, перевязанную ленточкой. Или — не привез бы?
В голове Дениса что-то смутно забрезжило, но тут джип плавно замедлил ход.
— Что там? — недовольно спросил Негатив.
— Дорогу чинят, — сказал водитель.
Денис приспустил стекло и высунул голову наружу.
Впереди, в доброй сотне метров, возились люди в желтых светоотражающих робах и громадный асфальтовый каток. Каток занимал полдороги, и на оставшейся половине машины сбились в кучу и двигались медленно, как очередь в столовой.
Последним перед джипами оказался старый лиазовский автобус, хромой от спущенной пневмоподушки и непрестанно пукающий черным гадким дымом.
Джипы возмущенно загавкали, но сделать было ничего нельзя — с одной стороны дороги тянулась глухая бетонная стена, а с другой — фундаментальнейшее болото, и водители продолжали двигаться дальше с неторопливостью телег. Взмокший гаишник в голубенькой форме пропускал то ту, то другую колонну.
— Опоздаем, блин! — сказал Негатив, стискивая рукоять покоившегося за пазухой узкорылого «узи».
Колонна снова двинулась, автобус впереди громко рыгнул задницей, поравнялся с катком и… заглох.
Бык, сидевший за баранкой переднего джипа, отчаянно засигналил. Автобус дернулся, из недр его изверглось черное облачко, подобное спорам созревшего гриба-дождевика, он продвинулся на полметра и застыл опять. Водитель выскочил из автобуса и побежал к задней стенке, туда, где У ветхой машины располагался мотор. Размахивая руками и изображая величайшее отчаяние, водитель распахнул дверцу и принялся в моторе копаться.