— Вы к кому?
Черяга вынул красную книжечку.
— У вас кто главный по безопасности?
Через пять минут к Черяге спустился высокий пожилой человек при галстуке и кобуре. Звали человека Аркадий Головатый. Головатый внимательно изучил черягинскую книжечку и поинтересовался:
— Вы Вадиму не родственник?
— Брат.
— Мои соболезнования.
Они вместе прошли в небольшой кабинет на втором этаже. Кабинет был хороший и светлый, и плотные шторы на окнах, несмотря на солнечный день, были задернуты, чтобы не давать бликов на вделанную в стену гроздь мониторов. Мониторы почему-то были выключены. В правом углу кабинета, близ стола, стоял пузатенький ребристый сейф. Показалось Черяге или нет — но Головатый кинул на сейф какой-то затравленный взгляд.
— Садитесь, — радушно сказал начальник охраны, и Черяга опустился в большое удобное кресло напротив стола.
Мониторы системы наблюдения вспыхнули на секунду, показывая пустой коридор банка и толпу на площади, и опять погасли. «Что-то у них барахлит система», отметил Денис.
— Мой брат от вас шахтерам еду возил? — спросил Черяга.
— Нет, — удивился начальник охраны, — он четвертый месяц как ушел.
— Ушел? Отчего?
— Ну если точнее, его уволили. Вымогал у ларечницы деньги.
— И куда он ушел?
— Понятия не имею. Вы, конечно, брат и можете обидеться.
— Не обижусь.
— Он от нашего имени вымогал деньги. Черяга помолчал.
— И что же вы с ним сделали?
— Не убили — и то скажи спасибо. Его счастье, что он только начинал. А то за такое и без яиц остаться можно. Дерьмо был ваш братец, Денис Федорович, и ваше счастье, что его вчера хлопнули, а не во время бандитской разборки. Потому что биографию он бы вам точно испортил — как же, важняк, а брат — в преступной группировке.
— Чьей?
— Я уже сказал — откуда я знаю?
В голосе начальника охраны неожиданно прорезалась истерическая нотка — так визжит басистая пила, натыкаясь на вросший в бревно гвоздь.
— А вы уверены, что стреляли именно по пикету? — спросил Черяга.
— А по чему же? По воробьям, что ли?
— Ну представьте себе, что стреляли по Вадиму, а пикет попался заодно.
— Да кому он сдался, — с досадой сказал Головатый, — тут вони от этого дела! Мэру уже из Москвы звонили, телефон оборвали. Кто будет так шестерку убирать — левой ногой через правое ухо?
— А кто стрелял в пикет?
— А я-то откуда знаю? Я начальник УВД или банк охраняю?
— Но говорят, туда днем подъезжал «мерседес». Не так много таких машин в Ахтарске…
— А кто его знает, «мерседес» или не «мерседес». Там двадцать человек было, один говорит «мерседес», другой «вольво», третий «пежо». Шахтеры что, в иномарках разбираются? «Мерседес» на слуху, вот они и говорят «мерседес». А может, не «мерседес». Может, «ауди». А может, «шкода», извините за неприличное слово…
— Ну, «шкода» вряд ли…
— Согласен. Но факт остается фактом — любой ахтарский новый русский или авторитет мог вчера напороться на этот пикет. Вы думаете, в Ахтарске иномарок мало? Только у меткомбината — тридцать «ауди». Ихний директор, Извольский, жутко кататься любит. Зальется по ушки — в тачку и в путь. Один гаишник его остановил и с работы вылетел. Теперь они так делают: все остальное движение блокируют, а тачка пьяного директора по осевой летит. Разобьется, так хоть в одиночку.
— Я его вчера по радио слышал, — сказал Черяга.
По радио директор Извольский вовсе не звучал как человек, который рассекает по осевой. Он звучал как человек, который катался по улицам — и расшибся насмерть.
Было ясно, что никаких животрепещущих фактов Черяге в этом кабинете не обломится, потому как господин Головатый из тех людей, кто относятся к фактам скупо, как Центробанк к золотовалютным резервам, и всегда предпочитают их хранить на донышке души или что у них там душу замещает. Черяга уже привстал, прощаясь, а потом вдруг неожиданно спросил:
— Аркадий Петрович, вы извините, что спрашиваю. Я отсюда пятнадцать лет назад уехал. Тогда, при советской власти, в городе куча собак была. Просто стаи повсюду бегали. А сегодня я ни одной собаки что-то не видел. Что с ними случилось?
— Съели собак, — сказал начальник охраны.
— Кто?!
— Как кто? Шахтеры. И сурков всех съели в степи.
Кабинет Головатого был расположен на втором этаже, сразу за длинной чередой дубовых дверей с табличками «председатель правления», «первый зам. председателя». Где-то сверху бесшумно дышал кондиционер, августовское солнце дробилось на свежепокрашенных стенах, и сквозь огромные окна площадь внизу и собравшийся не ней народ казались незначительной деталью пейзажа. Было крайне странно, что человек, ответственный за безопасность банка, не знает, к кому ушел его бывший охранник. По идее Головатый должен знать каждого братка в городе, и если он этого не знает- его пора выгонять за профнепригодность. Аркадий Головатый не производил впечатление профнепригодного человека.
Черяга медленно пошел к лестнице, разглядывая по дороге таблички.
— Дениска! Ты?
Черяга оглянулся. Из кабинета справа выглядывал полный сорокалетний мужчина с буйной шевелюрой и глазами цвета чернослива, прятавшимися за толстыми стеклами черепаховых очков.
Денис некоторое время стоял удивленно, а потом спросил:
— Кеша?
Иннокентий Стариков, более известный своим соученикам по 2-й городской школе как «попугай Кеша», рассмеялся и хлопнул Дениса по плечам.
— Каким ветром к нам занесло?
— В отпуск.
— И как же ты до нас добирался?
— На машине.
— Хорошая машина-то? Денис молча ткнул в окно:
— Вон стоит.
Кеша молча уставился на темно-зеленый внедорожник, ожидавший хозяина на площадке у входа.
— Ну ты даешь! — сказал он с добродушной завистью. — Прямо как у Извольского.
— Что?
— У Извольского, директора Ахтарского металлургического, такая же тачка. Я даже думал — не он ли прикатил плакаться перед шахтерами? А это, оказывается, твой. Слушай, ты обедал?
— Нет.
— Пойдем, угощаю. У нас внизу отличная столовка.
Столовка внизу Чернореченсксоцбанка оказалась скорее уютным рестораном. В небольшом подвальчике тихо журчала музыка, на крытых скатертями столах стояли свежие букетики цветов, и официантки в коротких юбочках покачивали бедрами вполне соблазнительно.
При виде Кеши Старикова они засуетились: видно, он занимал в банке немалый пост.