— Наконец-то.
Вадим понимал, что это не реплика радости по поводу долгожданной встречи. Жора представиться не успел, потому что мать Валерика уже поинтересовалась, что именно привело к ним таких неожиданных гостей. Она явно жалела о приступе вежливости, в результате которого разрешила швартовку залетной посудине на берегу ромбовидного бассейна.
— Извините, пожалуйста, мы насчет Валеры, — сложив руки на груди, как проситель, и мягко улыбаясь, сказал Вадим. — Он нам очень нужен.
— А почему вы решили, что можете найти его здесь? — проревело летающее кресло и стало поворачиваться анфас.
— Дело в том, что я разговаривал с ним, и мне показалось, что он скорей всего находится здесь, в Рос-Анжелесе, а потом мне сказали…
— Его здесь нет.
— Я понимаю, но у нас очень важное дело. Очень.
— Каким бы ни было ваше дело, этого фигляра здесь нет.
— Иннокентий! — прошипела мать Валерика.
— А что Иннокентий, он что, по-вашему, не прав? Это же надо явиться сюда, со всем этим, черт побери!
— Иннокентий!
— Зачем было всю эту грязь тащить в дом?!
— Он что, был с женщиной? — позволил себе влезть в разговор Жора.
Мать Валерика нервно икнула. Туша в кресле отъехала по воздуху на метр, физиономия туши исказилась.
— Он что, сюда еще и какую-то бабу привозил?
В это время сзади раздалось длинное мужское причитание. Все обернулись, на берег пруда вылетел отец Валерика, держась руками за закидываемую назад голову, было в этой позе что-то античное.
— Не-ет, я не могу больше так, не могу!!!
Этот явно горький вывод был сделал по итогам только что состоявшейся беседы с собиравшейся повеситься матерью Бажина.
— У нас гости, Андерс, — сказала мать Валерика. Он снял с себя руки, поправил ворот рубашки и, овладевая собой, подошел.
— А, Вадим.
— Да, Вадим. И знаешь, зачем он здесь?
— Разумеется, не знаю.
— Сейчас узнаешь, — хрюкнуло кресло. — Твой престарелый сынок, оказывается носится по свету с какой-то теткой. Как это я ее не заметил. Где он ее прятал? Ну, хорек.
— Вадим хочет узнать, где сейчас Валера, насколько я поняла, — стоически сообщила мать Валерика.
Лицо отца, еще за секунду до этого не выражавшее никакой неприязни, а даже может быть что-то вроде приветливости, — все-таки неожиданная встреча со старым знакомым — дернулось.
— Ты хочешь знать, где Валера? — потрясенно спросил он.
— А что тут такого?! — влез десантник.
— По-про-шу… — начал старший Бажин, но остановился, видимо не найдя продолжения мысли.
Мать Валерика решительно выступила на первый план и строго сказала.
— Прошу прощения, я не считаю нужным сообщать вам о месте пребывания моего сына. Хватит с него.
— Чего хватит? — искренне заинтересовался Жора. Вадиму было страшно неудобно, и он был способен только на одно — потупиться.
— Я считаю, молодые люди, что долее вам незачем задерживаться здесь.
Туша кашлянула, мол, что я говорил в самом начале — нечего было их пускать.
Вадим сделал шаг к машине.
Жора, возмущенный таким ледяным отпором, мучительно пережевывал какие-то возражения и размахивал руками.
И тут ситуация изменилась. Из той самой двери, что выпустила трагического отца Валерика, появилась широкоформатная матрона в сарафане с вырезом, с рыжей косой, переброшенной через плечо на колышущуюся грудь и опухшими от мощных слез глазами.
— Что тут происходит?
Мать Влерика фыркнула и отвернулась. Старший Бажин вздохнул и потерял столь уж явную любовь к жизни. Отец Валерика объяснил, что вот это приехали друзья Валеры, и они хотели бы узнать, где он сейчас находится. Только заминка в том, что нет уверенности, что сообщать им эту информацию стоит.
— Это кто не хочет говорить?
Всеобщее молчание.
— Андерс, это ты?
Да нет, замялся Андерс, мне фактически все равно, только я, только мне кажется…
— Это Надька не хочет говорить, да? Андерс, да?
Старший Бажин отвернулся и выехал на своем кресле на середину бассейна и стал глядеть в воду. Мать Валерика опять фыркнула и совсем отвернулась. Мать Бажина злорадно улыбнулась и сказала Жоре громко и решительно:
— Он арестован!
«…и я должен признаться себе, что положение ужасно. Только теперь я осознал это полностью, Я мечтаю избегнуть того, к чему стремился. Достижение поставленной цели, которая так близка, представляется мне с некоторых пор ужасающей катастрофой. Но готов ли я прямо сейчас, резко и однозначно расстаться с прежним планом? Даже в этом я не уверен. И это главная мука.
Мне доверили грандиозные секреты. У меня кружилась голова, когда я думал, к какому великому делу причастен. Какие люди полагались на меня! И вдруг скажу — нет!!! Меня назовут слюнтяем, подонком, ничтожеством. Этого я боюсь? Не очень. Мучительно сомнение, с которым я смотрю на то, что ставлю на место прежней, отвергаемой цели. Что есть эта новая жизнь, о которой мне против воли мечтается?! Не ничтожная ли иллюзия? А если не так? Если я проснулся?! Спал тяжким, черным сном и вдруг открыл глаза. Какого же размера будет ошибка, откажись я от этого просветления?!!
И вот я медлю. Это главная моя работа. Выбор ничтожества. Надежда, что ситуация разрешится сама собой. Пройдет точку возврата, и тогда мои мучения потеряют смысл и рассеются сами собой. Да, надо признать, что ни на какие судьбоносные шаги я не способен. Выбрать одно — значит зарезать другое.
Сам поражен этим своим сползанием с вершины в болото. Был обреченный рыцарь, стал счастливая тварь. Временно счастливая. Ведь почти наверняка, все! все! все! пойдет в тартарары после того, как великий контур замкнется. Раньше я на девяносто и девять десятых процента был уверен, что это будет окончательный конец, теперь мучительно надеюсь на эту единственную сотую процента, что обещает ошибку в расчетах.
Вскрыл в себе еще один нарыв. Раньше думал, что записываю этот свой беспредметный бред только для того, чтобы снять напряжение, угрожающее разорвать душу. Нет. Вранье. Это подспорье воскресителю из будущего Лазарета. Вот в чем дело. И мне не стыдно, хотя постыдное поведение налицо. Осталось только образцы ДНК укрыть в победитовую капсулу, и исчерпывающее послание грядущим векам готово.
Сколько осталось ждать?
По косвенным признакам час X уже совсем близко. Две-три «ночи» безумия. И меня ждет то ли полное ничто, то ли неисчерпаемое отчаяние. Но если бы дело было только во мне! Собственно, если бы дело было только во мне, не было бы этих дерганий и терзаний. Я бы просто тихо и спокойно ждал начала конца. Но до какой же степени все изменилось! И продолжает меняться. Даже не знаю, каким я буду уже завтра, через несколько часов, через секунду. И на что буду готов».