С подиума было видно, как далеко у прудов движется по газону араб, держа на поводке дога. Собака обнюхивала траву, делала стойку. Охранник наклонялся, подрывал дерн, извлекал фугас. Клал заряд в заплечную торбу, чтобы позже отвести взрывчатку в безлюдные холмы, огласить окрестность взрывами.
— Однако Ва-Ва нарушил данную клятву. Однажды, во время поездки в Петербург, он увидел в Эрмитаже чепец Екатерины Великой. Ему захотелось примерить забавную деталь ночного туалета императрицы, помнящую бурную страсть Потемкина, неистовую ревность Разумовского, пылкие поцелуи Орлова. Он проходил в чепце целые сутки, забывая снять даже в момент посещения кладбища, где был похоронен незадачливый Корнелий Лизун. Ношение чепца коренным образом изменило его мышление. Он почувствовал привлекательность абсолютной монархии, возмечтал сделаться единовластным повелителем страны, потребовал у Потрошкова, чтобы тот перестал называть его «танцовщицей Дега», а называл «матушкой императрицей». Начал реформировать российскую власть, отнимал права у регионов, повсюду расставлял своих наместников и генерал-губернаторов, обошелся со свободной прессой, как Екатерина — с сочинениями Радищева и Новикова. Кончил тем, что объявил меня персоной нон-грата за то, что я упрекал его в деспотизме. Я вынужден был покинуть страну, поселился в изгнании. С тех пор он ищет моей смерти, а я, в свою очередь, поклялся избавить страну от тирана. Кто из нас победит, время покажет. Он хочет меня уничтожить, ибо я знаю его страшную тайну.
— В чем тайна? — повторил свой вопрос Стрижайло, зачарованный рассказом Верхарна, открывавшим истинную подоплеку отношений олигарха и Президента. «Монархический проект», о котором много говорили в свое время и который потребовал перемещения огромной массы костей с Урала в Петропавловскую крепость, — этот проект оставался тайной пружиной и сегодняшней кремлевской политики. Необъяснимым образом переплетался с его, Стрижайло замыслом.
Бедуин с бритым черепом прохаживался по газону в непосредственной близости от подиума, держа в руках острый совочек с стеклянную банку. Всматривался под ноги. Быстро наклонялся, рыхлил траву, извлекал из-под нее дождевых червей, фиолетово-розовых, вьющихся, покрытых блестящей слизью. Поддевал совочком, кидал в стеклянную банку. Брызгал на них химикатом, от которого вспыхивало шумное пламя, червь сгорал дотла, а вместе с ним токсины смертельных болезней, которыми были заражены черви. Так в считанные минуты были уничтожены возбудители сибирской язвы, оспы, чумы, гепатита, тропической лихорадки, птичьего гриппа, атипичной пневмонии, рака молочной железы, рака матки, церебрального паралича, вяло текущей шизофрении и твердого шанкра. Всем этим жутким букетом заражали червей бактериологи ФСБ, стараясь извести Верхарна. Только верный синеголовый араб и его служба в «Иностранном легионе» спасали Верхарна.
— В чем тайна? — повторил Стрижайло, глядя, как полыхает голубое пламя в банке, испепеляя очередного червя.
— Мои слова могут подтвердить балерина Колобкова и несчастная Дарья Лизун, которые сменяют друг друга в полнолунье на пороге президентской спальни. Ва-Ва, по их описанию, обладает женскими половыми признаками. У него отсутствуют яички. Он носит лифчик, пусть «первый номер». Имеет инфантильную матку. Кроме того, у него налицо рудименты, — небольшой, состоящий из пяти позвонков хвост, покрытый светлым мехом, что выводит его родословную от ондатры. А также перепонки между пальцами правой ноги, что позволяет считать его дальним родственником кряквы. Я имею в сейфе фотографии всех этих несуразностей. Снимки храню в швейцарском банке с предписанием немедленно опубликовать их в газете «Газета» и на сайте compromat.ru, в случае моей насильственной смерти…
Услышав эти слова, глядя на близкий, болезненно-желтый череп Верхарна, покрытый редкими черными волосками, Стрижайло, со всей ужасающей очевидностью, понял, что Верхарн будет убит, и не иначе, как ударом ледоруба, который вонзится в аристократически-тонкую кость, погрузится в мозг, выдавив из-под сверкающего острия капельки алой крови.
— Сейчас мне надо поехать в город, провести деловую встречу. Поговорим по дороге, Мишель. — Верхарн поднялся, оставив недопитую рюмку, отравленную прикосновением осы.
Они катили в бесшумном салоне могучего «мерседеса». Стрижайло сквозь стекла любовался сытым, холеным городом, в котором застыло каменное время империи. Колониальные походы и военные рейды, научные экспедиции и морские странствия, осуществленные пассионарным народом моряков, ученых и пасторов. Растревоженные империей континенты присылали в Лондон фиолетовых негров, шоколадных арабов, лимонно-желтых малайцев, темно-коричневых, в белых тюрбанах, индусов, которые восседали в красных двухэтажных автобусах, взирая с высоты на памятники в честь британских побед. Терпеливо дожидались дней, когда премьером Британии станет выходец из республики Чад, а английская королева понесет от алжирца.
Ближе к Центру возникли пробки. Полисмены яростно махали жезлами, разгоняя автомобильный поток прочь с главных улиц.
— Проклятый Ва-Ва и здесь мне мешает жить, — злобно усмехнулся Верхарн. — Предполагается проезд королевы и Ва-Ва в открытой карете. Давайте выйдем, Мишель, переждем этот фарс. Продолжим наш разговор.
Они оставили машину и прогуливались в просторном Гайд-Парке, сопутствуемые неизменным арабом, в чьих руках была портативная рация. Громадные платаны заслоняли небо. Вдоль чугунной решетки мчались последние, прорвавшиеся сквозь кордон автомобили. На газоне валялись праздные посетители парка. По тропкам фланировали влюбленные. По асфальтовым дорожкам мчались на роликах скороходы. Вдалеке, сквозь деревья, виднелась кавалькада наездников. Стрижайло говорил, пользуясь молчанием Верхарна, который выплеснул первый фонтан энергии и теперь недоумевал от собственного молчания.
— Существует способ помочь коммунистам на выборах. Ваши деньги, — их депутаты. Коммунисты умеют быть благодарными. Их политический вес если и не станет залогом вашей безопасности, то поможет в приобретении оной. Победа коммунистов на думских выборах исключает победу Ва-Ва на президентских.
— Как технически я передам коммунистам деньги, чтобы это немедленно не превратилось в грандиозный скандал? — рассеянно спросил Верхарн.
— Есть оригинальный план. Создается бутафорская партия «Сталин», способная привлечь в свое ряды горстки красных радикалов, существующие во всех губерниях. Вы «закачиваете» деньги в «Сталина», а «сталинисты» тратят их на предвыборную кампанию коммунистов, поддерживая последних на выборах. Таким образом, мы прячем ваши деньги в сталинскую шинель и получаем великолепную «прачечную», которой руководит грузин с усами. Вместе со мной в Лондон прибыл казначей КПРФ Крес, готовый обсудить с вами технологию «перекачки» денег.
Стрижайло увидел, как сумасшедшим блеском сверкнули глаза Верхарна. Его ум, утомленный недавней исповедью, вновь получил порцию дразнящей сыворотки. Вскипел возбуждением, готовый фонтанировать и творить.
— Понял вас с полуслова, — воскликнул он, заикаясь. Пытался догнать торопящуюся мысль, набросить на нее аркан, из которого та вырывалась. — Партия «Сталин» — моя давнишняя мечта. Понимаете, Мишель, «языкознание» — один из важнейших аспектов сталинизма, его квинтэссенция, мировоззренческий итог. Он пред смертью пытался преобразовать компартию авторитарного, марксистского типа в «партию лингвистов», о чем свидетельствует его бесподобная работа: «Вопросы языкознания». Стремился преобразовать гигантскую геополитическую империю Советов, основанную на военной силе, органах безопасности, танковых армиях, на «империю русского языка», которую бы соединяли творения Пушкина, Бунина и Лескова, — «великий, могучий и свободный русский язык», который, по словам Маяковского, станет учить негр в каком-нибудь бантустане «только за то, что им разговаривал Ленин». Сталина умертвили не за «дело врачей», не за гонения на «космополитов». Его умертвили те силы в КГБ, которые предпочитали косноязычие красноречию, убогий стиль газеты «Правда» восхитительным песнопениям Блока, Есенина, Ахматовой! — Верхарн был возбужден. К нему вернулось вдохновение, делавшее его гениальным. Стрижайло восхищался его неудержимой фантазией, уносившей творца к вершинам прозрения. Верхарн, как и он, Стрижайло, был носителем творческих духов, вселившихся в него из сырого подвала, из темной подворотни, из унылого чулана, превративших его немощную плоть во вместилище могучих энергий. Здесь, в Гайд-парке, эти энергии сверкали в его глазах, делая их всевидящими очами. Маленькие пятна румянца, как пунцовые розочки, как следы поцелуев взасос, пламенели на бледных щеках. — Мы создадим партию «Сталин», как воплощение сталинской мечты и прозрения. Во всех регионах России отыщем учительниц русской словесности, молодых милых женщин, нуждающихся, получающих мизерную зарплату, но исповедующих священный культ русского языка. Я дам каждой из них большие деньги. Пусть они сменят свои фамилии на фамилию «Сталин». В каждом регионе, в каждой губернии и национальной республике появится свой Сталин. «Маша Сталин». «Катя Сталин». «Сара Сталин». «Фатима Сталин». Все они возглавят региональные отделения партии. Мы издадим великую, незаслуженно забытую работу вождя «Вопросы языкознания», как главную книгу партии. Как ее манифест, ее символ веры. Привлечем для ее иллюстрации лучших художников-авангардистов, с которыми вы, Мишель, водите знакомства. Называйте мне их сейчас поименно!..