– Ладно, – недовольно согласилась Нюся, – только ничего у нас не выйдет.
– Почему?
– Где же мы могилку возьмем? Или хочешь ей про Ефима Ивановича рассказать?
– Лучше бы тебе забыть это имя! – воскликнул Борис. – Навсегда, а то, не ровен час, рот заткнут землей. Ефим Иванович шутить не станет. Ты представь только, что он с нами сделает, если про триста тысяч баксов узнает!
– Страшно мне, страшно, – забубнила Нюся. – Я почти год спать не могла, на каждый звонок дергалась, думала, милиция идет, только-только успокоилась, и снова здорово! Господи, боюсь жутко!
– Не глупи, – буркнул Борис, – у тебя появилась возможность получить семьсот пятьдесят тысяч!
– Ты обещал миллион!!!
– Извини, я оговорился, конечно, ты получишь «лимон».
– И как ты собираешься выкрутиться?
– Да просто, – вздохнул парень, – отвезешь бабу-детектива в область, надо только пораскинуть мозгами куда, и покажешь, предположим, березу. Сообщишь, что там между корнями Настена и зарыта. Пусть Сильвия памятник ставит.
– Сбрендил, да?
– Почему?
– Так она первым делом велит тело выкопать, а где оно?
– Ну… разложилось, год уже прошел.
– Совсем офигел! Кости должны остаться.
– Ага, действительно.
Воцарилось молчание, прерываемое звяканьем, потом Борис сказал:
– Придумал! Надо узнать, где хоронят неопознанные трупы.
– И чего?
– Небось среди них и дети бывают.
– Наверное.
– Вот и скажешь, что Настену похоронили в общей могиле, пусть разрывает. Там костей вагон.
– Ну… не знаю.
– Ладно, – подытожил Борис, – я еще подумаю, но тебе придется встречаться с этой детективной бабой. Только сначала возьми триста тысяч задатка, а потом успокой ее, дескать, знаю, где тело, но покажу лишь после того, как все денежки получу.
– Ой, боюсь! Имей в виду, если меня арестуют, тут же все про тебя расскажу!
Послышался глухой удар, стук, вскрик, потом плач.
– Имей в виду, сучара, – прошипел Борис, – если хоть намекнешь про меня, мигом Ефиму Ивановичу отзвоню. Угадай, что тогда с тобой будет? У Коростылева руки длинные, никакие тюремные стены не спасут. Давай уматывай!
Поняв, что Нюся сейчас уйдет, я ужом скользнула за дверь, спустилась во двор и уставилась на подъезд. Минут через десять на улице появилась девица, но далеко не в том ярком виде, в каком она вбежала в квартиру к Борису. Косметика размазалась по лицу, а глаза и нос были красными. Не обращая на меня никакого внимания, девчонка бросилась на автобусную остановку, я побежала за ней. Через пару минут мы обе благополучно вскочили в подъехавшую маршрутку. Мое место оказалось напротив Нюси, и я стала украдкой разглядывать девчонку.
Нюся, не замечая моего интереса, уставилась в окно, изредка она шмыгала носом. Вид у нее был самый несчастный, глаза смотрели жалобно, а руки, комкавшие платок, нервно тряслись. Нюсеньке явно было не по себе.
– «Хозяйственный», – объявил водитель.
Девушка вскочила и рванула дверь маршрутки. Мы выбрались наружу. Я поежилась, только что, у дома Бориса, было намного теплее. Такое ощущение, что я приехала на самый край Москвы.
Конгломерат блочных зданий остался позади, впереди чернел лес, между голыми деревьями вилась узенькая дорожка, по которой стремглав побежали все пассажиры маршрутки. Нюся неслась в авангарде, я замыкала процессию. Бежать пришлось довольно долго, наконец мы выскочили на небольшую площадь, за которой стояли два длинных, одноэтажных барака. Нюся вошла в левое здание, я за ней.
Абсолютно прямой коридор был заставлен детскими колясками и завешан тазами. Ловко лавируя между препятствиями, Нюся добралась до последней двери, погромыхала замком и исчезла.
Я постояла некоторое время, прижавшись к ободранному экипажу какого-то младенца, потом заколотила кулаком в дверь.
– Щас, погодите, – ответила Нюся и распахнула дверь.
Увидав меня, она удивилась.
– Вам чего?
– Здравствуй, Нюсенька, – сладко улыбнулась я.
– Добрый день, то есть вечер, – ответила негодяйка.
– Не узнаешь?
– Вроде нет.
– Правильно, мы с тобой пока не знакомы.
– Что вам надо? – отступила назад девушка.
– Может, в комнату пригласишь, – лучилась я, – зачем на пороге толковать, ушей тут небось полным-полно, а к ним еще и языки с глазами прилагаются.
– Проходите, – посторонилась Нюся.
Я вошла в маленькую, меньше десяти метров комнату. Узенькая кровать, ободранная тумбочка, гардероб… Свободного пространства в помещении просто не осталось. Все выглядело старым, убогим, обшарпанным. Единственной дорогой вещью был компьютер, стоящий на придвинутом к стене обеденном столе.
Внезапно на меня снизошло вдохновение. Я ткнула пальцем в сторону роскошного плоского монитора.
– Нехорошо, однако!
Нюся уперла руки в бока.
– Чего? Ты, ваще, кто такая? За фигом явилась?
– И грубить нехорошо!
– Не пошла бы ты на… – рявкнула «воспитанная» девушка и с самым решительным видом двинулась в мою сторону.
Я села на единственный колченогий стул и покачала головой. Если начну сейчас ругаться, то мигом заткну за пояс Нюсю. Я выросла рядом с Раисой, а мачеха никогда не стеснялась в выражениях, ее лексикону мог позавидовать любой портовый грузчик. Еще я все детство дралась во дворе с мальчишками. Они не боялись отвесить тумака девчонке, у которой не было ни отца, ни старшего брата. С пяти лет я усвоила простую истину: в потасовке побеждает не сильный, а хитрый и изворотливый, умеющий ударить или ущипнуть в самое незащищенное место. Годам к четырнадцати я настолько преуспела в боях, что подростки стали меня побаиваться. Как-то мы с Олегом начали возиться на ковре, так, в шутку. В какую-то минуту муж попытался использовать физическую силу и прижал меня к полу.
– Сдаешься? – засмеялся он. – Все, полная победа, ты на лопатках.
– Никогда не сдавайся! – азартно выкрикнула я и укусила его за кончик носа.