Евтушенко обратил внимание, что список абитуриентов, получивших двойки, занимал более страницы. Это его сильно удивило — если ничего не соображаешь в математике, зачем поступать в технический ВУЗ?
Выбравшись из душного переполненного холла во двор института, Саша увидел Бориса Махорова, меланхолически курившего под жидкой дырявой тенью небольшого дерева. Рядом с ним стояла Лиза, из-под обтягивающей кофточки которой, четко выпирала развитая грудь.
— Что получили? — спросил Саша, подходя к ним.
— По трояку, — кисло ответил Борис, сплевывая под ноги. — А ты?
— Я пять, а Тихон — четыре.
— Академики! Но не горюй, Лиз, все еще впереди. Прорвемся! — бодро добавил Махоров, обнимая девушку.
Лиза нехотя прильнула к Борису, потом вдруг резко повела плечами и отстранилась.
— Мама идет, — тихо произнесла она, оправдываясь перед приятелем.
Подошла вспотевшая и сосредоточенная мать Лизы.
— Сорок четыре человека, — сказала она, погруженная в раздумья. Видя, что ее не понимают, пояснила: — Сорок четыре человека получили двойки. Выходит, число поступающих уменьшилось на сорок четыре человека.
— На сорок пять. — Сзади подошла понурая Наташа и вмешалась в разговор. — Света не сдавала экзамен, ее до сих пор нигде нет.
— Какой кошмар! — покачала головой Лизина мама, неприязненно косясь на Наташу. — Хоть бы о родителях подумали, прежде чем шляться неизвестно где.
— Как твои дела? Чего такая кислая? — поинтересовался Саша у грустной Наташи.
— Три получила, — вздохнула она. — Чему радоваться?
— Да, сорок пять, — продолжая думать о своем, запоздало согласилась мать Лизы. — Триста пятьдесят два минус сорок пять, это какой теперь конкурс получается? — спросила она, уставившись на Евтушенко.
— Две целых и… — Саша задумался. — Около двух с половиной. Был бы здесь Заколов, он бы сказал точно.
— Много, еще много… — как чему-то совершенно неожиданному огорчилась она. — Лизка, ты давай хвостом не крути. Сходишь на консультацию — и сразу домой, за учебники. Завтра экзамен.
Лиза покорно кивнула.
— Ну, чего будем делать? — спросил Борис, когда мама Лизы ушла. — Может, пока время есть, смотаемся на речку, окунемся.
— У меня купальника нет, — растягивая слова, вяло произнесла Лиза. Она всегда говорила медленно и лениво.
— Ну и что! У меня тоже нет! — Радостно сообщил Борис с игривым блеском в глазах. — Знаешь, что такое стиль топлес? Это когда девушки без лифчика купаются. Прямо на общем пляже! На западе сейчас это очень модно. И никто не стесняется.
— Не…, я не пойду, — испуганно отказалась Лиза. — У них там и эти есть, как их… нудисты. Совсем голые ходят, как психушные, и никто их не лечит.
— Да я не заставляю тебя раздеваться. Можно ведь купаться и в белье. Купальник — это все условность.
— А ты сам девушек топлес на пляже видел? — недоверчиво спросил Евтушенко.
— В Москве, к сожалению, пока такое не принято, — картинно расстроился Борис. — Многие дамы готовы, да мужики у нас не образованные, могут не так понять. Сорвутся… А вот в Югославии это сплошь и рядом. Мне один знакомый рассказывал. Там даже конкурс проводится: «Мисс бюст побережья». Эх, Лиза, если бы у нас был такой конкурс, я бы за тебя обеими руками и ногами голосовал.
«И прочими конечностями», чуть было вслух не добавил Сашка.
А Борис, пользуясь поводом, откровенно разглядывал торчащую из-под тонкой кофточки грудь девушки.
— Ну что, пойдем на речку, покажем всем, как купаются в передовой Европе? — бодро предложил он.
Лиза опустила задумчивый взгляд на грудь и юбку, видимо вспоминая, какое на ней белье.
— Не-е…, не пойду, — серьезно сообщила она. — Неприлично.
Слушая их разговор, Саша живо представил, как вечерами Борис уговаривает ее отбросить глупые условности, а Лиза каждый раз долго обдумывает его слова, хлопает ресницами и, медленно поворачивая голову, протяжно говорит: «Не-е…». Может, из-за такого мычания девчонок тёлками называют?
— Я тоже не пойду, Тишку подожду, — сказал Саша. — Он должен скоро прийти. А ты, Наташ, как?
За разговором о топлесе все невольно забыли о ней. Грудастая Лиза затмила худенькую Наташу.
— Мне в общежитие надо, — сказала девушка, скромно прикрыв маленькую грудь тетрадью. — Вдруг, Света нашлась! Ее отец был настроен так решительно. А потом я вернусь на консультацию.
Когда глаза Тихона приоткрылись, он долго не мог сообразить, где он, и что произошло? В голове шумело, со лба стекала вода, а перед ним стоял Николая Егорович с пустой бутылкой в руке.
Тихон с трудом перевел взгляд слева направо и сверху вниз. Тесная низкая комнатушка без окон, без дверей предстала перед ним. Под потолком горела тусклая, запыленная лампочка. Что-то мешало рукам сзади, он дернулся несколько раз и понял, что крепко связан. Тихон склонил голову вниз и увидел, что стоит на коленях на земляном полу. Он еще раз обвел взглядом все вокруг и догадался, что находится в маленьком погребе, который обычно делают в гаражах. Вон стоит несколько банок с какими-то соленьями, а справа дохлая лесенка ведет вверх к закрытому люку. Руки примотаны сзади к какой-то трубе, а перед ним высился, тяжело дышащий Николай Егорович.
— Ну, что, теперь поговорим? — спросил он Тихона, когда поймал глазами его прояснившийся взгляд. — Где Света?
Тихон не сразу сообразил, о ком идет речь, а когда понял, то несказанно удивился вопросу, который уже два дня не давал ему покоя.
— Света? — с трудом произнес он, чувствуя нарастающий шум в голове. — Если бы я знал…
— Как не знаешь? Ты последний, кто был с нею!
— Я ее искал, но не нашел.
— Врешь! Ты придуривался! Ты делал вид, что ищешь ее, а сам… — Николай Егорович шумно засопел и размазал кулаком по щекам то ли пот, то ли слезы. — Откуда у тебя ее трусики?
Тихон попытался встать с колен, постепенно осознавая, чего от него добивается разъяренный, нависший над ним человек. Ужасно болела голова, левое плечо ныло, как после вывиха, ноги затекли и не слушались, а руками невозможно было опереться. В конце концов, он с трудом поднялся и почувствовал, как в онемевшие ноги колючей проволокой начала пробиваться кровь.
— Я не знаю, где ваша дочь. Ее трусы я нашел в туалете. В институте. Это может подтвердить Наташа.
— Она сказала, что накануне там ничего не было! А на следующий день, когда ты зашел туда один, то вдруг сразу нашел ее трусы! Откуда они у тебя, сволочь? — крикнул Николай Егорович. — Ты притащил их с собой! Ты снял их со Светы! С моей девочки! Говори, что ты с ней сделал?
Хотя Тихону и удалось встать с колен, он был совершенно беззащитен перед разгневанным человеком. Николай Егорович яростно тыкал донышком пустой бутылки в грудь Заколова. Он придвинулся вплотную, заслонив головой лампочку, и Тихон видел лишь темный силуэт, брызгающий слюной. Что он мог объяснить отчаявшемуся отцу пропавшей юной девушки?