Кто — с сумочкой, кто — с палочкой. Кто позировал перед телекамерой: станет лицом, повернётся бочком, кто распинался перед микрофоном журналиста. Лиана с Наташей держались в стороне.
Возложили венки, и всех позвали строиться. Коробка ветеранов должна была возглавить парад.
Раздалось:
— Западный фронт… Восточный фронт…
Лиана маленькая. Её в один край поставят, в другой.
— Меня как мячик: туда-сюда, туда-сюда, — пожаловалась Наташе.
— Ты стой рядом со мной и никуда не иди…
Вскоре коробка обрела чёткие формы. Тронулась, первой входя на площадь, заполненную людьми.
У Наташи подкатывало к горлу: «Абхазия уже пятнадцать лет свободна!»
По-прежнему дырявые окна Дома правительства облепили по самые верхние этажи. Толпились на газонах. На трибунах прижимались друг к другу. Она видела знакомые лица.
Сквозь крики «Ура!» раздавалось: «Наташа! Наташа!»
Её узнавали.
Она прикрывалась рукой.
Но всё равно: «На-та-ша…»
Впереди шёл, опираясь на палочку, Василий Забетович. На две палки опирался другой инвалид. Лиана вцепилась в руку подруги и чуть ли не подпрыгивала, пытаясь разглядеть всё вокруг.
Наташа заметила, как на бордюре подняла на руки Сократика Диана — помахала им; как Толик с Людой, видимо, опоздав, вместе с дочерьми влились в колонну; как на углу появилась Неля Борисовна… Ещё колонна не растворилась в толпе, когда её обнял седой мужчина. Он держал за руку юную красавицу.
Наташа не отпрянула, а когда он её отпустил, то сказал:
— Я Гиви! Гиви с Кутола… Помнишь, на верхнем мосту?
Наташа вспомнила своего первого раненого.
— А это моя дочь, — он потянул поближе девушку.
Наташа поцеловала жгучую брюнетку. В руки Наташи попал букет. Это было от другого спасённого. Слова тёплые — ещё от одного…
«О, Боже, скольких я! Скольким помогла…» — кружилось в голове.
Её обняла Диана, Неля Борисовна. Все от счастья плакали. Кто-то кружил Лиану…
Василий Забетович, опершись одной рукой на палку, другой поднял бутылку.
— Давайте помогу! — сказал кто-то рядом.
— Рука найдёт без труда расположение рта, — Василий Забетович кружил горлышком около губ.
А по площади уже гремели танки, лезли пушки, с «бээмпэшки» отдавал честь Хасик, с рёвом пронеслись самолёты, и, пролетая, махал абхазским флагом вертолёт.
— А-ей! А-ей! — кричал «да» по-абхазски Гожба. — Хай ба щет («будем воевать»)! — вспоминая вече в Гудауте.
Народ ликовал.
Величественно наблюдал за торжеством Кавказ.
1
После окончания института Аня искала в городе работу, но найти не могла. Ее словно выталкивали вернуться обратно в деревню, но там и подавно она бы не нашла себе применения, и теперь с поразительным упорством цеплялась за любое предложение. Тратя сбережения, обзвонила по сотовому телефону — уже не время было развлекаться и слать подружкам эсемески — сообщения — сотню фирм, обошла десятки предприятий, но тщетно. Благодаря родственников ее прописали, она стала на биржу труда, но и там ей ничего не находили. И вот, через дальнего знакомого, уже глубокой осенью, ей предложили работу секретаря. Этот звонок из «Дворянской слободы» — так называлась фирма — взбодрил девушку, и она чуть ли не на крыльях полетела в пригород, где находилась контора. Там ее даже попробовали на должность инспектора отдела кадров, но нужной программой «1-с», по которой составлялись приказы о приеме на работу, переводах, увольнении, она не владела — и должность инспектора от нее уплыла. Так она оказалась в кресле секретаря заместителя генерального директора по общим вопросам Риммы Георгиевны Дятловой.
«Дворянская слобода» гремела на всю Россию — водка изготовлялась и разливалась в бывшем поместье, оттуда везлась в пригород, где в лесу бутылки обклеивались всевозможными наклейками, а отсюда развозилась по всей стране. Ее считали лучшей водкой края. В такой фирме было престижно начинать свою трудовую деятельность любому, хотя платили Ане за работу секретаря всего две тысячи рублей в месяц, меньше, чем получала уборщица в суде или кастелянша в медицинском вытрезвителе.
С виду Римма Георгиевна производила хорошее впечатление: выглядела моложе своих лет, одевалась изысканно, видимо, надеялась обратить на себя внимание определенной части мужской половины, и Аня сразу ощутила к себе неприятие заместителя по общим вопросам. Почему оно источалось заместителем, понять не могла.
Первые две недели прошли как бы мирно при молчаливом присутствии близкой соседки — заместителя гендиректора. Приходившие, приезжавшие в контору посетители сначала попадали в комнату, где с охранниками сидела Аня, и от нее зависело, куда кого направить, кого с кем свести. На нее шли и входящие звонки в контору. А звонков было очень много. И только она садилась за секретарский стол, как начиналось: «Здравствуйте! Торговый дом «Дворянская слобода». Кто вам нужен?» и переключала звонившего на аппарат нужного сотрудника.
Неприятности начались с того злополучного звонка, когда один коммерсант из села позвонил и сказал: «Я не могу найти вас» — «А где вы находитесь?» — спросила Анна. «Около кладбища» — «Тогда поворачивайте от кладбища в сторону хвойного леса», — стала объяснять дорогу.
Эх, Анечка! Знала бы она, что ее услышит вездесущая Римма Георгиевна. Как коршун замдиректора набросилась на секретаря, только она положила трубку:
— Какое еще кладбище?! Вы роняете имидж фирмы!
— Но ведь дорога к нам идет мимо кладбища, — начала оправдываться Аня.
— Вы что не знаете, что у нас издан приказ в разговорах с клиентами «кладбище» не упоминать! «Кладбище» — это могила. А «Дворянская слобода» — жизнь!
— Я… Я… — запуталась Аня.
— Безмозглая!.. Тупица!..
В тот день Анечка впервые накапала себе в стакан с водой валерьянки и выпила до дна. С той поры флакончик с лекарством всегда хранился в карманчике ее пиджачка.
Неожиданно заболела секретарь генерального директора, и генеральный попросил Аню приготовить ему кофе. Анечка поднялась на второй этаж сварить чашечку кофе. Еще не успела она вернуться, как на лестнице ее окатила бранью Римма Георгиевна:
— Я тебе, бестолочь, велела не отлучаться!
— Но гендиректор…
— Я что тебе тупоголовой сказала!
На следующий раз Анечка боялась даже оторваться от кресла, когда ее по указанию гендиректора просили сделать копии документов — но оторвалась, сделала копии, отдала и тут снова попала под словесный обстрел.
— … Когда же ты закончишь пить мою кровь, — провыла заместитель.