Страшный крик Гали!
Машина поравнялась с входом в мужской барак. Дверная створка распахивается и с грохотом бьется о стену. Из барака выскакивает Карасько, прыгает на подножку машины. Железный прут в его руке, сокрушая стекло, обрушивается на узкоглазую голову водителя. Яркие брызги стеклянных осколков. Рука Карасько рвет руль на себя, машина таранит стену барака и глохнет.
Тихон оборачивается. Развернувшаяся поперек цистерна окатывает его струей воды из откинутой крышки. Круглый холодный бок цистерны, качнувшись, касается голой спины. Приподнявшиеся колеса автомобиля с грохотом шлепаются обратно.
– Вот и умылись, – говорит Тихон расхныкавшемуся ребенку.
Надо Лилю из кабины вызволять. Ее голова безвольно опущена, тонкие растрепанные волосы влипли в кровоподтеки на губе.
– Галя, возьми малыша! – Тихон бежит к столу.
Что такое? К столбу привязан Анатолий, спиной к нему жирный парень из взорвавшегося «Москвича». У соседнего столба сидит связанный Григ. Галины руки примотаны к ножке стола. Теперь понятна ее странная поза. В глазах девушки застыл страх, открытый рот замер в немом крике. Она медленно оттаивает от ужаса пережитой сцены.
– Ты цел? – шепчет Галя. – А я глаза зажмурила… Развяжи.
– Что здесь произошло? – недоумевает Тихон. Ребенок пищит на столе. Тихон ищет нож.
– Откуда у тебя ребенок? – Галя хлопает покрасневшими влажными глазами.
– Это сын Толика. – Тихон уже освободил Галю. – Я к Лиле, а ты тут помоги.
– Мой?! – обалдевший Толик смотрит на сверток на столе и узнает пакет. – Где ты его взял? Что случилось?
– Потом! – кричит Тихон.
Он уже около машины. Открывает дверцу, тело Лили медленно валится вниз. Тихон подхватывает девушку одна рука обнимает шею, другая держит за талию. Лиля открывает глаза.
– Тиша, – шепчет она, разбитые губы ласково улыбаются. Разодранная Лилина рубашка свисает вниз. Девичья грудь, прикрытая лифчиком, прижата к обнаженному торсу Тихона. Молодой человек краснеет, его рука на голой девичьей талии объята жаром. Он усаживает девушку на землю, оперев на колесо. Пальцы Лили ощупывают лицо.
– Что у меня с лицом? – хмурится она.
– Ерунда! Скоро все заживет, – уверяет Тихон.
Из-за машины, потирая отбитый бок, выходит Карасько.
– Что с бандитом делать? – спрашивает он, указывая рукой в кабину.
Подбегает Галя.
– Вы целы? – Она восторженно смотрит на Карасько. – Ух! Владимир Георгиевич, я не ожидала. Думала, все! Раздавит и Тихона, и вас.
– К стене чуть притерло. Но жить будем, – объясняет Карасько.
В стороне Анатолий укачивает малыша:
– Ванька, не хнычь. Папка с тобой.
Все оборачиваются на приближающийся гул машины. Из-за угла выскакивает милицейский уазик и резко тормозит, покачиваясь с передней оси на заднюю.
– Милиция, как обычно, вовремя, – кривится Галя. – Что бы мы без нее делали?
Старший сержант Федорчук приехал в колхоз «Красный путь» уже затемно. Председателя Шакенова он не нашел ни дома, ни в правлении. Сержант выехал в ночную степь один. Где-то здесь, судя по сообщению, брошен уазик со страшным грузом – телами застреленных коллег.
Сержант упорно отказывался верить в это до тех пор, пока сам не увидит.
Его руки долго накручивали потную баранку, лучи фар безжалостно кромсали ночную мглу, сержант зло и обреченно всматривался в темноту.
Холодный каркас застывшей машины начальника он увидел на рассвете.
Федорчук заглушил двигатель. Звенящая тишина плотным кольцом окружила машину. Сержант осторожно, боясь хлопнуть дверцей, вышел. Тревога, не покидавшая его всю дорогу, почувствовала слабинку и разрослась в липкую осязаемую мерзость. Федорчук закурил, рука издевательски дрожала. «Что это я? Как девка в солдатской казарме», – раздраженно подумал он. Передернул плечами, стряхивая налипшее оцепенение. Для убедительности подал голос:
– Гэ-эй!
Как ни странно, но полегчало. Крикнул громче:
– Гэй! Гэй! Вот так-то! – Погрозил сбежавшей тревоге сержант и твердым шагом подошел к найденной машине.
Петелина Виктора Петровича он увидел сразу. Тело Андрея Мартынова выдал неприятный запах. Сержант распахнул все дверцы, давая возможность проветриться салону.
Наступившая ясность удивительным образом успокоила Федорчука. Он методично обследовал машину. Табельное оружие у погибших отсутствовало. На водительском сиденье имелись обширные следы крови. Соседнее кресло было опутано буксировочным тросом. Слова Шакенова находили подтверждение.
Из бардачка сержант достал фляжку с остатками водки. Задумался – оставить как вешдок? Но губы уже обхватили резьбу на горлышке, кадык дергался на вытянутой шее, пока последние капли не покинули флягу. Теплая волна растеклась по телу мгновенно и, как нельзя кстати, взбодрила сержанта.
Пробитый радиатор и следы другого автомобиля, уходившие вперед, заставили Федорчука продолжить расследование. Один со сломанной машиной он все равно не управится, надо доложить городскому начальству и вызвать следственную бригаду.
Сержант проехал дальше и вскоре натолкнулся на сгоревший автомобиль «Москвич». Отлетевшая дверца доказывала, что автомобиль был зеленого цвета. Именно такой видели рядом с местом похищения младенца.
– Ой беда! – приговаривал сержант, разглядывая обгоревшие обломки. – Требо шукать Заколова. Что он делал рядом с убитым лейтенантом? И на председателя напал. А если дитя по его вине погибло, то…
Сержант вспомнил взрывной характер полковника авиации Тимофеева. Если с его внуком, не дай бог, что случится, то для виновника самое безопасное место – тюремная камера.
Сержант решил как можно быстрее во всем разобраться и поспешил к студентам.
Федорчук ехал вдоль канала по направлению к лагерю. Неожиданно наперерез выскочил низкорослый кореец, размахивающий руками.
– Товариса милиционер, товариса милиционер! – твердил он, подбежав к окну.
– Черт! Ты куда под колеса кидаешься?
– Моя масина угнали. Товариса милиционер, догнать надо!
Федорчук узнал в корейце водителя колхозной водовозки. Рядом появился парень с перебинтованной кучерявой головой, по виду – типичный студент.
– Погоди, не вопи! – Федорчук грубо перебил корейца. – Расскажи, что произошло? Кому понадобилась твоя колымага?
– Колымага? Почему колымага? Мы, корейцы, калым не платим. Мы не казахи.
– О господи! Кто твою водовозку угнал?
– Двое наглых парней. Осень наглых! Один толстый, другой крепкий. Сила у него есть. И смотрит как начатьник. Остановили, подвези, говорят. А сами прыг – и уехали.