– Я искал друга. Сашку Евтушенко. Сутки искал. А остально…
Тихон потер вздувающуюся шишку на лбу. Рядом заворочался Равиль. Он раскрыл мутные глаза, на руках звякнули металлом наручники, рот издал нечленораздельное мычание. Равиль испуганно пытался прощупать выбитую челюсть.
Тихон неожиданно ладонью резко хлопнул его по щеке. Челюсть щелкнула и встала на место. Равиль заныл, обхватив закрывшийся рот.
– Где Сашка? – жестко спросил Тихон.
– Но-но! Не пугай арестованного. Он теперь под моей защитой, – предупредил сержант.
– Пусть скажет, где Сашка? – надвинулся на Равиля Тихон.
– Он… он умер, – Равиль с трудом ворочал языком. – Но я не виноват.
– Врешь! Поехали туда!
– Стоп, стоп! – вновь вмешался сержант. – Я должен срочно преследовать опасных преступников, они украли ребенка, спалили машину и неизвестно, что еще могут натворить. Надо сообщить в город о гибели Петелина и Мартынова. Хасимова допросим потом. Я его забираю с собой. Ты, Заколов, тоже со мной поедешь. Слишком много к тебе вопросов.
– Я должен найти друга.
– Этим займется ваш преподаватель. – Федорчук показал на стоящего рядом Карасько. – Все! Быстро в машину!
– Я что – арестован? – раздраженно выкрикнул Заколов.
– Пока нет. Успокойся. Считай, что я хочу с тобой побеседовать. И другие люди тоже захотят. Такого ЧП у нас в городе еще не бывало. Погибли два офицера милиции! Украден ребенок! Захвачен студенческий лагерь! И везде ты – то ли свидетель, то ли… Собирайся!
– Я пойду искать друга, – твердо заявил Тихон. Глаза буравили сержанта из-под нахмуренных бровей.
– В машину! – рявкнул Федорчук. – Ну! – И потянулся за пистолетом. Свой он держал в кобуре, а другой, изъятый у зэка, пихнул за пояс.
– Хорошо, пошли, – неожиданно легко согласился Тихон.
Федорчук пихнул вперед Хасимова и подтолкнул Заколова.
Из барака выбежала Лиля. Она несла в руках спортивный джемпер Заколова.
– Возьми, оденься. – Лиля протянула свитер. Заколов все еще был по пояс раздет.
– Спасибо. – Он улыбнулся Лиле, накинул джемпер на голову, рука нырнула в рукав, а когда выскочила оттуда, пальцы ловко выхватили из-за пояса сержанта пистолет.
Заколов передернул затвор и приставил ствол к затылку милиционера. Свободная рука расстегнула кобуру у опешившего сержанта. Второй пистолет перекочевал за пояс Тихону.
Все замерли. Лишь Равиль с надеждой посмотрел на студента.
– Двигайтесь, Федорчук, двигайтесь. Не стойте как вкопанный. – Тихон повел сержанта и Равиля к машине. – За руль садитесь, – указал он милиционеру, – и без дураков! Я сзади. А ты, сволочь недобитая, – Тихон подтолкнул Равиля, – садись вперед. Будешь показывать дорогу. Где ты Сашку оставил? Ну!
К машине торопливо подошел Карасько.
– Можно я с вами поеду? – спросил он.
– Залезайте, – поразмыслив, согласился Заколов.
Они вдвоем уселись на заднем сиденье уазика.
– Только не думайте ничего плохого. Я друга должен найти… Живым или мертвым, – тихо добавил Заколов.
Федорчук под дулом пистолета напряженно сидел за рулем. Испарина покрыла его лоб, под мышками намокал даже китель. «Ничего, наступит и мой черед», – успокаивал он себя, проклиная за неосторожность. И как этот студентик его объегорил?
– Вперед! Чего ждете? – строгим голосом поторопил Заколов.
Машина тронулась.
– Куда рулить? – буркнул Федорчук, отъехав от барака.
– Показывай! – Тихон ткнул Равиля стволом в затылок.
– Я оттуда пришел, – дернул носом в открытую степь поникший Равиль.
– Заколов, ты с пушкой не шуткуй, бабахнуть может! – покосился сержант.
– Езжайте, куда он показывает! – устало приказал Тихон.
Уазик выехал в степь, Равиль заозирался:
– Я плохо вижу. Глаза!
– Останови, – велел Тихон милиционеру, вышел из машины и открыт переднюю дверцу, где сидел Хасимов.
Лицо беглого бандита затекло, кровь сочилась из разбитого лба, скапливалась в уголках глаз, густела багровой коркой.
– Вода есть? – обратился Тихон к Федорчуку.
– Там, – зло кивнул сержант в конец салона, весь подобрался и заинтересованно предложил: – Достать?
– Вы лучше сидите. Владимир Георгиевич, подайте, пожалуйста, воду.
Карасько порылся за сиденьем и извлек пятилитровую пластиковую канистру. Тихон намочил обрывок футболки, образовавшимся тампоном протер лицо Равиля.
– Щиплет, – шипел Хасимов, корчась от боли и отворачиваясь.
– Терпи! Не дергайся. Крепко вы его приложили, – рассматривая широкую ссадину от прута и мелкие порезы, сказал Тихон.
– А что было делать? – встрепенулся Карасько. – Когда я выскочил, водовозка на тебя с ребенком мчалась – тут уж не до расчетов. Как получилось, так и врезал.
– Спасибо… Вовремя, – поблагодарил Тихон.
– Браслеты снимите, – заныл Равиль.
– Товарищ сержант, может, ему руки освободить? – предложил Тихон.
– Хватит мне одного такого развязанного, – сержант недовольно отвернулся.
– Ну что, лучше? – протирая Равилю лицо, заботливо поинтересовался Заколов. – Ты пойми, пока я не найду друга, я не отстану. Вспоминай!
– Вроде там, – Равиль показал посвежевшими глазами.
– Поехали! – обрадовался Тихон.
Через некоторое время вдалеке показалась большая кочка.
– Вон он лежит, – вяло произнес Равиль и, спохватившись, торопливо добавил: – Только я здесь ни при чем. Он сам помер.
Машина остановилась в нескольких метрах от скрюченного на песке тела. Еще перед торможением у Заколова не осталось никаких сомнений – он узнал Сашку Евтушенко. Тихон выскочил из машины, отбросил ненужный пистолет. Глаза застилали слезы, ноги надломились, и Тихон упал на колени рядом с телом друга.
Федорчук среагировал мгновенно. Как только пистолет оказался на земле, сержант опрометью бросился к нему – пальцы вновь ощутили приятную тяжесть ухоженной стали. От кисти вдоль руки пробежала волна уверенности, Федорчук расплылся в улыбке, вздыбившиеся усы приятно защекотали ноздри. Он гаркнул:
– Лапы вверх! Ну!
Тихон склонился над другом: руки связаны сзади, плечо распухло, колени подогнуты, лицо уткнуто в песок – было похоже, что Сашка хотел подняться, но не хватило сил. Заколов бережно развязал холодные ладони Евтушенко, руки свалились безвольными плетями. Он перевернул друга на спину.
– Лапы вверх, я сказал! – Федорчук рассматривал Тихона сквозь мушку пистолета, указательный палец лежал на курке. Он помнил, что у студента имеется еще один ствол. – Замер! Не шевелиться! Малейшее движение – и я стреляю!