Он допивал третий стакан сока и раздумывал над тем, что бы такое истребовать себе на завтрак, когда к нему приблизился высокий сухопарый мужчина с приветливым, но одновременно чуть хищным выражением лица. Начальник службы безопасности бывшего вице-премьера российского правительства Кирилл Капустин. Человек поистине незаменимый для Андрея Андреевича. Так было и в дни высокого политического взлета господина Голодина, и особенно теперь, в дни опалы и канарской ссылки. Они знали друг друга не менее двадцати пяти лет, еще с институтской скамьи, и всегда Кирилл Капустин занимал как бы чуть-чуть подчиненное, обслуживающее положение при Андрее Голодине. Нет, слово «обслуживающее» тут слишком сильно. Просто Кирилл, учившийся, что называется, на «медные деньги», всегда отдавал себе отчет в том, что маршальский внук и сын крупного внешторгработника Андрей – человек с другими привычками, его кость белее. Точным определением своего места в пределах их дружбы Кирилл был застрахован от унижений. В начале восьмидесятых Андрей привлекал его своей, как сейчас сказали бы, «продвинутостью». Джинсы, видеомагнитофоны, Генри Миллер, настоящие «Мальборо». Кроме того, широкие возможности Андрюши притягивали к нему целые рои девиц. И часто случалось так, что приезжали они в гости к Голодину, а спал с ними Капустин. Но это уже мелочи.
Хорошо знавший английский Андрей называл Кирилла Дживзом, сам себя, очевидно, считая Берти Вустером. Капустин подтянул язык, прочитал пару романов Вудхауза и не счел нужным обижаться. Все же лакей был самым умным человеком в этих книжках. А Капустин себя даже и лакеем не считал.
– Ну, что там еще? – спросил Андрей Андреевич, предчувствуя, что начальник службы безопасности пришел с неприятной новостью.
После института они потеряли друг друга лет на пять. А потом, в самом начале политической карьеры Голодина, Капустин сам явился к нему на прием и объяснил, что хотел бы работать у него. Кем угодно, хоть шофером. Молодой «растущий», как говорят бюрократы, работник взял к себе старого товарища и никогда, ни разу об этом не пожалел.
– Придется встретиться с одним человеком.
Столь императивный тон Кирилл допускал не часто, и Андрей научился не злиться: это всегда оказывалось по делу. Как правило, Кирилл был психотерапевтом, но иногда и хирургом.
– А каким образом этот человек меня нашел? Я здесь инкогнито. В газетах не было ни слова.
– Такие люди имеют источники информации помимо газет.
Андрей Андреевич поставил стакан на стеклянный столик с явно оппортунистическим стуком.
– Я отошел от дел. На время, может быть, но отошел. Я имею право отойти от дел?
Андрей Андреевич любил иной раз выразиться в стиле старого аристократического романа. Кирилл счел нужным ему подыграть.
– Но вы же не ушли на покой.
Он всегда называл шефа на «вы», даже когда они были наедине. Это Голодину нравилось, а Капустину абсолютно ничего не стоило.
– И почему ты решил, что эта встреча такая уж важная?
В ответ начальник службы безопасности достал из кармана маленький желтый мобильник. Глаза господина Голодина удивленно-радостно округлились.
– Нина?! Она здесь?!
Капустин отрицательно покачал головой.
– Но этот номер знает только она!
Беззаветно любимая дочь, свет в окошке, человек, с которым было связано все чистое, светлое, свежее в грязноватой и затхлой душе отставного политика.
– Это не она, – спокойно и жестко ответил Капустин.
– Тогда… то есть… объясни! Впрочем… – Андрей Андреевич бессильно и покорно махнул красивой дланью. – Даже сюда пролезли. Кто мог им сказать, а, Кирюша? Кто продал? Ну ничего святого, даже вот на столечко.
Кирилл улыбнулся.
– Я думаю, здесь дело не в предательстве или в чем-то подобном. Людям, которые знают все, невозможно продать часть того, что они знают. Для меня самого этот звонок был как удар обухом. Мы даже не под колпаком, мы в голой степи на ветру.
Андрей Андреевич несколько раз глубоко вздохнул.
– Ладно. Дай хоть переодеться.
– Не обязательно.
– Он что, уже здесь? – Господин Голодин с трудом огляделся, наливая лицо кровью.
– Вон он идет.
Андрей Андреевич увидел человека, приближавшегося к нему по краю бассейна.
– Так это какой-то китаец! Нас что теперь – желтомазые покупают, да?
– Выйдемте на балкон, Андрей Андреевич. Голодин взял с собой не только свое недовольство, но и кисть винограда.
Господин Ли оказался хоть и китайцем, но вашингтонским высокопоставленным чиновником. Настолько высокопоставленным, что в его присутствии господин Голодин даже не посмел открыто наслаждаться виноградом. Сделал вид, что ему расхотелось, и сунул кисть Капустину.
Господин Ли, несмотря на кристальный английский, все же привнес в беседу немного восточного колорита. Некоторое время – несколько секунд – после положенных приветствий он созерцал не русского гиганта в халате, а остров Гомера, вид на который открывался с балкона.
– Гляжу я на горы, и горы глядят на меня, так долго глядим мы, друг другу не надоедая.
– Что? – спросил господин Голодин.
И господин Ли тут же, без всякого перехода от лирики к политике, буквально в двух словах объяснил ему цель своего приезда в такую даль.
– А почему вы решили, что я гожусь?
Господин Ли опять посмотрел на горы – общение с ними явно доставляло ему больше удовольствия, чем разговор с этим господином в халате.
– Вы знаете, какой у меня рейтинг? У меня нулевой рейтинг! Помните ярлык, что прилепили мне эти желтые, извините, газетеры, – «господин процент»? Так это неправда, если смотреть с точки зрения выборов. У меня нет этого процента.
«Рейтинг, это незаконнорожденный сын иерархии», – подумал Капустин.
– Мы знаем, – спокойно сказал поэтически настроенный гонец Госдепартамента. Начальник охраны чуть вздрогнул, такое было впечатление, что американский китаец ответил на его мысли, а не на вскрики Голодина.
– И все статистики – и ВЦИОМ, и «Меркатор», и Грушинская свора, и шайки поменьше – талдычат только одно: я труп, политический труп. Всякие Буничи, Павловские…
– Мы знаем.
Андрей Андреевич всплеснул руками:
– Тогда объясните, на кой я вам сдался – без малейшего шанса выйти во второй тур? Чтобы потом меня можно было пристрелить и сорвать выборы? – Он посмотрел на Капустина, сухое гладиаторское лицо которого ничего не выражало, и вновь воззрился на китайца. – Если вы все это знаете, то почему? Возьмите любого другого. Хоть Явлинского, хоть Хакамаду. Немцова возьмите. Билыха.
Посланец поморщился.
– Не надо больше называть имен.
– Но вы мне не ответили. Почему я? Может, мне хочется спокойно дожить до старости тут, на островах, или на Огненной земле стрелять белых медведей.