– Представьте, я держусь точно такого же мнения!
– Но считаю, ваше величество, что, раз уж какими-то правами с ними пришлось поделиться, не считаться с этим нельзя.
Король едва заметно поморщился.
– Согласен с вами, воля народа – вещь священная, но всегда ли разумная? Не кажется ли вам, что иногда народ нуждается в подсказке?
– Хоть это и невежливо, хочу вам ответить вопросом на вопрос: не кажется ли вам, что в иные моменты и носитель высшей власти должен открывать слух для хороших советов?
Карл Габсбург не сдержал улыбки. Старик понятлив, с ним можно договориться.
– Если вы, ваше преосвященство, скажете «да» в ответ на мой вопрос, я скажу такое же «да» в ответ на ваш.
– Будем считать, что оба «да» прозвучали.
– Великолепно!
Кардинал закрыл глаза в знак удовлетворения.
Оба были довольны, но слишком по-разному. Король считал, что очень ловко обманул больного старика. В ответ на обещание начать какие-то неопределенные военные действия против наглого пирата с красной бородой он получил обещание, что толедские кортесы откажутся от своих «лошадиных» и «золотых» требований.
Кардинал Хименес был удовлетворен тем, что нашел хоть какую-то территорию взаимопонимания с королем. Поверил ли он, что Харудж именно тот человек, против которого нужно бросить основные силы королевства? На этот вопрос было ответить трудно. Способен ли такой человек, как Карл, вдохновиться чем-то лежащим вне сферы практических интересов? И тут сказать было нечего. Он корыстолюбив и, кажется, одержим какими-то тайными идеями. Это хорошо, пусть думает, что Харудж – это его, кардинала Хименеса, корысть. Пусть он не верит, что Краснобородый – чудовище, но пусть знает, что кардинал отчаянно хочет его победить.
За это придется платить?
Да.
Но никакая плата не будетслишком,большей за то, чего задумал добиться кардинал Хименес.
Старый человек знал, что молодой король попытается его обмануть, но знал также и то, каким образом заставить его выполнить свои обещания.
Карл знал, что кардинал подозревает его в намерении замотать дело, но рассчитывал, что неподвижному подагрическому старику будет трудно настоять на своем.
– Я знал, ваше преосвященство, что поездка в Мадрид доставит мне огромное наслаждение, но все же она превзошла мои ожидания.
Кардинал деликатно улыбнулся в ответ. В его улыбке было не больше жизни, чем в оскале черепа.
– Я догадывался, ваше величество, что вы человек, тонко и глубоко чувствующий, но вы поразили меня, показав себя человеком, чувствующим очень тонко и очень глубоко.
Карл Габсбург снисходительно покивал. Похвалы такого рода ему выслушивать еще не приходилось. Тоже еще, чувствующий король!
Кстати, что именно чувствующий?
– Скажите, ваше преосвященство, где вы отыскали этого поразительного человека?
– Кого вы имеете в виду?
– Монаха, который ведет следствие.
– Отец Хавьер, говоря строго, сам меня отыскал. И, можно сказать, принудил заняться этим делом.
– Принудил? Вас?
Сановный череп вновь осклабился:
– Силою своих аргументов.
– Ах, силою аргументов!
– Я знал его и прежде. Отец Хавьер был духовником короля Фердинанда.
Видимо, было бы разумнее не упоминать об этом. Правители не любят, когда им напоминают о временах и людях прежнего царствования. Но Хименес де Сиснерос не хотел прятаться за недоговоренности и умолчания. Нельзя смотреть в глаза великой цели прищурившись. Пусть Карл ревнует католический мир к памяти Фердинанда Католика. На эту ревность можно будет не обращать внимания.
– Ах, короля Фердинанда?
– Да.
– И что, его величество был согласен с открытиями и выводами своего духовника?
– Он не знал их во всех деталях, а с тем, что было ему известно, согласен не был.
Карл Габсбург усмехнулся, как бы говоря, что если такой святоша, как Фердинанд, позволял себе сомневаться, то уж он, человек значительно более земной, имеет на сомнения полное право.
– Удивительно, что королю Фердинанду в качестве духовника было угодно иметь человека со столь въедливым умом. Вашему отцу Хавьеру скорее подошла бы должность начальника фискальной службы или место портового таможенника.
– Проблема, к которой он сам себя приставил, не распадается на несущественные мелочи, сколь ни измельчай ее дотошным исследованием.
– Не спорю, не спорю.
Оба одновременно почувствовали, что разговор иссяк. Король к этому моменту припас кое-что.
– Ваше преосвященство, вы, наверно, заметили, что я не любитель всякого рода оттяжек и проволочек. Когда мне надо что-то решить, я тут же иду и решаю.
С этими словами король извлек из своего камзола еще один свиток.
– Что это, ваше величество?
– Письмо генералу толедских кортесов.
– Вы думаете, такие дела решаются письмами?
– Такие дела начинаются с писем. С писем, после которых они уже не могут быть не решены.
Пока кардинал читал, король улыбался. Он знал, что текст письма составлен заковыристо и хитро. Среди людей Карла были люди умственно более зрелые, чем фон Гооге.
– Я бы написал по-другому, и было бы лучше, напиши это письмо мой секретарь.
Карл мельком посмотрел на Скансио.
– Но я подпишу ваш документ.
– Замечательно.
– При одном условии.
– Смотря каком.
– Сообразном этой ситуации.
Скансио протянул королю свой свиток.
Король всплеснул руками:
– А вы кому вздумали писать, ваше преосвященство?
– Это ваше послание. Вы сочиняете за меня, я – за вас. Вы – письма…
– А вы, ваше преосвященство, приказы.
– Да. Это приказ о присвоении звания капитана лейтенанту Мартину де Варгасу плюс к этому повеление этому капитану немедленно выйти из порта Малаги в направлении острова Джерба с тем, чтобы атаковать его укрепления там, где это будет возможно, с тем, чтобы нанести ущерб флоту и другим силам алжирского пирата Харуджа.
Из-за ближайшего платана появился человек в серой сутане с письменным прибором в руках.
– Прошу вас, ваше величество.– Кардинал сделал приглашающий жест рукой.
Увидев, что рядом с чернильницей лежат два очинённых пера, что в самой чернильнице два отверстия, таким образом, сделано все для одновременного подписания документов,– король откровенно рассмеялся.