– Но уверен ли ты, – усмехнулся ДозирЭ, – что после схватки мне будет кому платить?..
ДозирЭ водрузил на голову шлем в виде головы злого духа, а также надел тяжелые пластинчатые доспехи с боковой шнуровкой, панцирным поясом и массивными оплечьями. Не забыл он налокотники, наручи с чешуйчатыми рукавицами, наголенники из узких и длинных металлических пластин и небольшой круглый щит. Для коня он предпочел полуоткрытый наглавник, составные нательные доспехи из железной чешуи и высокое боевое седло, состоящее из пластин и крепких металлических прутьев, держащих лопатку луки. Из многочисленного оружия, предложенного распорядителями, воин отобрал длинную тяжелую пику, короткое двустороннее копье, меч, массивный на вид, но весьма удобный, и два кинжала: один – с прямым трехгранным клинком, другой – широкий и короткий, предназначенный для левой руки. Теперь он напоминал конника авидронского монолита – неповоротливого, громоздкого, но хорошо защищенного.
Кирикиль поспешил расстроиться, но, когда ДозирЭ удивительно легко вскочил в седло и начал умело вращать над головой двусторонним копьем, имитируя удары, слуга немного успокоился.
Тем временем на манеже Ристалища уже разворачивались события, виновниками которых были десятки капроносов-самоубийц, таких же, как ДозирЭ. Они самоотверженно сражались друг с другом, с дикими зверями, по одиночке и группами, и умирали от ран, доставляя публике, алчущей подобных зрелищ, огромное удовольствие, а устроителям обеспечивая столь же огромные сборы.
Вскоре звуки бурного ликования заглушили лязг оружия и рычание горных львов. Между капроносами, ожидавшими в узких галереях своего выхода, прошел слух, что на трибунах появился сам Инфект, и многие воспряли духом: если и предстоит умереть, то на глазах Божественного! Однако ДозирЭ не проявил никакой радости: он стоял, задумавшись, и тень озабоченности лежала на его лице. Дело в том, что некоторое время назад он издали увидел своего распорядителя, идущего по лестнице вместе с каким-то человеком, фигура и лицо которого показались ему ужасно знакомыми. Но как грономф ни старался, он не смог вспомнить, где они встречались и при каких обстоятельствах.
Пришло время драться, и ДозирЭ, оставив взволнованного Кирикиля в проходе, медленно выехал на середину арены, глухо бряцая всем своим вооружением. Искушенная в зрелищах грономфская публика, сегодня уже сполна насытившаяся видом крови, увечий и смерти, только коротко хохотнула. Уж больно неказисто выглядел и этот воин, и его низкорослая лошадь, сплошь закованные в толстую пластинчато-чешуйчатую броню.
ДозирЭ, заслышав смех и презрительный топот ног, вспыхнул, будто в него ударила молния, и метнул несколько испепеляющих взглядов в сторону потешающихся над ним трибун. И тут он вспомнил, что, увлекшись снаряжением, забыл о ярко-красном плаще и черных перьях, которыми хотел себя украсить, забыл о попоне для лошади и о белом гребне – обо всем, что придало бы ему великолепный героический вид. Бог мой, даже иргамы на манеже Ристалища в Тедоусе так плохо его не встречали!
Вспомнив о том, что должен оказать подобающее внимание сановным присутствующим, ДозирЭ сделал полуоборот и сразу увидел трибуну Божественного, устроенную в виде широкой обособленной галереи, снабженной массивным навесом из розового тектолита и высоким мраморным парапетом, с выбитым на нем барельефом, изображающим схватку капроносов. Пылало золото отделки. На ветру трепетали белые знамена с изображением золотых львов. От пестрых одежд и массивных украшений рябило в глазах. В самом центре галереи молодой человек увидел Алеклию, в тонком венце, излучающем голубое сияние. Его окружала свита из известных грономфских эжинов, а поодаль замерли телохранители из числа воинов Белой либеры. ДозирЭ даже узнал Семерика – белоплащного айма, сумевшего предовратить убийство Божественного во время кадишской битвы, – самого прославленного воина авидронской армии, носившего сразу три золотых платка.
Молодой человек учтивым жестом поприветствовал правителя, а потом, только одному ему известным приемом, заставил лошадь слегка поклониться. Это вызвало улыбку одобрения и у Инфекта, и у его окружения, а по трибунам прокатился восторженный гомон. ДозирЭ отъехал, довольный произведенным впечатлением, и стал с нетерпением ожидать появления противника.
Наконец распорядитель объявил имя капроноса – Проклятый скиталец, и люди от удивления открыли рты. Загадочное имя явно пришлось горожанам по вкусу. «Против Проклятого скитальца будут сражаться жестокие бедлумы! Горе и слезы залива Обезьян! Самые беспощадные, самые кровожадные дикари Междуречья!» – объявил громогласец.
ДозирЭ ничего не понял. Какие бедлумы, какой залив Обезьян?
«Этот загадочный воин, – продолжал громогласец, будет сражаться с пятерыми!.. Я повторяю: с пятерыми дикарями! Один!»
Публика зароптала, многие удивленно пожимали плечами, заглядывая в онисовые свитки с перечнем сегодняшних боев. Тут раздался топот копыт, ржание лошадей, визгливое гортанное понукание, и на арену выскочили многочисленные всадники на горячих вороных скакунах редкой для Авидронии породы.
Первым желанием ДозирЭ было заявить об ошибке, но дикари уже рассыпались по манежу, поприветствовали Божественного и публику, которая отвечала раскатистым враждебным гулом. Что же делать? Бежать с поля боя? Молить о пощаде? Невозможно пойти на такой позор! И вообще, ошибка ли это? Больше похоже на намеренное убийство.
Тем временем, пока Проклятый скиталец находился в раздумьях, бедлумы взяли его в плотное кольцо и собирались без промедления атаковать. Дикари были облачены в доспехи средневооруженного воина и имели длинные копья, кривые мечи и каплевидные наплечные щиты. На лошадях, защищенных лишь медными нагрудниками и нашейниками, они восседали без седел и стремян – на толстых расписных чепраках, что, однако, не мешало конникам держаться настолько естественно, будто они и их животные представляли собой единое целое. При виде этих прекрасных наездников ДозирЭ вспомнил, что бедлумы – прирожденные всадники. Малыми детьми их сажают в седло. А уж воины они просто от бога: редкий правитель не мечтал о том, чтобы нанять дикарей в свое войско. Полководец Инфекта Дэс в трактате о легковооруженных конниках с уверенностью сообщал, что именно бедлумы около семисот лет назад положили начало новой манере ведения боя – стрельбе из лука на скаку. Счастье еще, что в этой схватке капроносов по решению распорядителей луки и любое метательное оружие не применялись.
Кольцо вокруг ДозирЭ начало смыкаться. Пять вражеских копий нацелились на фигуру одинокого всадника, продолжающего почему-то бездействовать. Многие на трибунах уже проявляли беспокойство: топали ногами, что-то кричали. «Это убийство!» – раздался громкий крик с верхних рядов. Все вдруг посмотрели в сторону Божественного, а он внезапно встал и, казалось, одним коротким жестом сейчас остановит предстоящую расправу. Но Инфект только поднял руку, успокаивая подданных, будто знал, что произойдет в ближайшие мгновения, будто во всем этом был какой-то тайный смысл, известный только ему одному.
И правда, в следующее мгновение Проклятый скиталец, пустив коня в карьер, ринулся на одного из дикарей. На ходу он опустил пику, направив ее на врага, глубоко откинулся на крепкую заднюю луку, вытянул ноги и поднял их вперед, уперев ступни в стремена, и издал громкий гортанный рык.