Может быть, нормальные люди так и ведут себя, смотря прямо перед собой, не беспокоясь о том, что происходит вокруг, за всеми этими дверями. По крайней мере в это хочется верить. Поэтому, когда сверкающий новый пикап Аарона Гребби проносится мимо «Фото на паспорт и сувениры Дага», заставляешь себя не смотреть, не обращать внимания на то, на чем обычно задерживается взгляд. Огни плывут за окном, лица за лобовыми стеклами и на перекрестках. Ты хоть в этот раз не пытаешься представить себе любовные романы и разрывы — все то, что творится за оконными шторами, все эти порочные деяния скуки и измены.
Но если бы ты только посмотрел…
У Дага горит свет. Даг сидит на табурете за прилавком, а Лен Хаггинс и еще один мужчина — перед ним, создавая правильный треугольник. Ленни только что представил незнакомца, закончил речь и вернул солнцезащитные очки на свой длинный рябой нос.
— Что скажешь, Даг? Соглашаемся?
— Не знаю. — Даг закусывает губу и наклоняется вперед, скрестив руки на животе, словно это патронные ленты из жира. — Когда ты хочешь это сделать?
Лен смотрит на часы.
— Мы собираемся встретиться с ним в «Берлоге» через час.
Даг кивает.
— И что будете делать?
Лен кивает.
— Сначала мы… — Он бросает взгляд на третьего присутствующего. — Сначала мы заставим Винса отдать нам все деньги, которые он от нас утаивает. Потом узнаем фамилию почтальона. А потом… там видно будет.
— Не знаю. — Даг продолжает покусывать губу. — А если он не скажет вам, как зовут почтальона?
Лен косится на третьего человека.
— Скажет.
— Не знаю, — повторяет Даг.
— Слушай, это не твоя проблема. Тебе надо только решить. С нами ты или нет?
Даг вздыхает.
— Не знаю.
Ленни снимает очки и пытается расширить свои маленькие черные глазки, но они не хотят открываться.
— Да чего тут знать? Разве мы недостаточно все обсудили?
Третий мужчина стоит спокойно и смотрит на Дага, словно не замечая Лена.
— Уж очень это радикально для меня. Я не…
Из всех троих только Лен подпрыгивает от хлопка. Даг просто сползает с табурета на пол, а черная дырка в его виске дымится несколько мгновений, затем на ней появляются красные пузыри, начинает течь кровь. Его лицо ничего не выражает, словно с него тщательно стерли эмоции. Глаза открыты, один из них выкатывается из резиновой маски, в которую превратилось лицо.
— О господи! — Ленни не сводит глаз с тела Дага по ту сторону прилавка. — Ты что наделал?
Третий человек, Рей, спокойно засовывает револьвер за пояс, натягивает на руки перчатки и залезает в кассу. Он достает две двадцатки, отдает одну Лену, вторую кладет себе в карман. Он не спешит поделиться пяти- и однодолларовыми купюрами, просто рассовывает их по карманам брюк. Потом вытаскивает бумажник Дага из его заднего кармана и прячет в пальто. Выдвигает ящики и бросает их на пол, сбивает стопку сложенных буклетов.
— Какого хера?.. — захлебывается Лен.
— Что?
— Что ты делаешь?
Рей поднимает на него глаза.
— Создаю видимость ограбления.
— Нет, я имел в виду, зачем ты это сделал?
— Это? — Рей кивает на Дага. Его голос звучит ровно и невозмутимо, слышится лишь легкий акцент Южной Филли [7] . — Разве ты не этого от меня ждал?
Лен не может оторвать взгляд от тела. В Лене происходят какие-то изменения. Мозг ощущает небывалый подъем уровня адреналина и тестостерона. А где-то в глубине уже брезжит новая перспектива власти.
— Я… я не знаю.
Рей оглядывается на тело так, словно это машина, которую он подумывает купить.
— Слушай, на черта нам был этот жирный хер? Первое правило: нужно столько народу, сколько нужно.
Лен подходит ближе, смотрит на капли крови вокруг раны, представляет себе, что сердце Дага еще работает, и задумывается, сколько это будет продолжаться. Поразмыслив, он вспоминает:
— Но теперь некому подделывать кредитки.
Рей переводит взгляд с Лена на тело.
— А ведь правда. — Он чешет за ухом. — Хочешь честно? Я просто не мог больше слушать, как он твердит «не знаю».
Лен снимает очки, садится на корточки и смотрит в выпученные глаза Дага. Как просто. Будто выключатель нажали, и — бац. Был и нет. Сдвинь указательный палец правой руки на сантиметр и отнимешь… все. Черт побери! Черт, черт, черт!
Рей делает глубокий вдох и подходит сзади к сидящему на корточках Лену.
— Ну, иногда могу переборщить. — Он рассматривает затылок Лена. — Век живи, век учись.
Лен оборачивается и вопросительно смотрит на него.
— Это всегда так?
— Чаще всего да, — отвечает Рей.
— Черт побери, — уважительно замечает Лен.
Рей хватает его за руку и оттаскивает от кучи мертвой плоти на полу.
— Ладно, шеф. Пойдем проведаем твоего кореша.
— Давай-ка разберемся. — Джекс ставит свою бутылку шампанского на стол и опирается на нее, как на короткую трость. — Ты говоришь, что аятолла взял наших людей в заложники, потому что в Америке слишком много ленивых мамаш-одиночек, живущих на соцпособие?
Аарон Гребби смеется и понимающе качает головой.
— Нет. Разумеется, нет. Но, полагаю, разумно предположить, что эти вещи связаны, что они — составляющие общего разрушения, потери уверенности в себе, которая поразила Америку. Преступность. Инфляция. Сорок лет бесплодной либеральной политики. И утрата положения на международной арене. Ощущение, что мы сбились с пути.
Он сидит спиной к бару, его квадратное честное лицо обращено к покерным столам, где остановилась привычная Винсу игра. Наклонив головы, картежники слушают, как Аарон Гребби объясняет им, отчего нужно голосовать именно за него.
— Страна как женщина. Кто станет уважать ее, если она сама себя не уважает?
Проститутки округляют глаза. Мужчины кивают, бормоча что-то себе под нос.
— А как же зоопарк? — спрашивает Пити. — Что, по-вашему, не так в нашем зоопарке?
Гребби делает глоток виски и приветствует спросившего стаканом, показывая, что это прекрасный вопрос.
— Что ж, Пити. Начнем с названия. «Прогулка среди дикой природы»? Это не зоопарк. Зоопарк должен называться зоопарком. «Споканский зоопарк». А как, черт возьми, понять «Прогулку среди дикой природы»? Уж лучше так назвать заведение, где мы сидим.