После этого случая за снайперюгу взялись всерьез. Больше не доверяя ни минам, ни датчикам начали по ночам выводить в район специальные команды охотников, надо сказать, что представители Компании категорически отказались устанавливать для них какие-либо надбавки за риск, ну хоть срезать страховку не угрожали, и на том спасибо. Команды, ориентируясь на сигналы вибродатчиков шерстили развалины, надеясь перехватить снайпера на подходе. До сих пор результата не было, хотя техника засекала вражину не раз, правда и прицельных выстрелов стало заметно меньше, все же нервничал снайперюга, берег себя родимого, однако упорно возвращался к нефтебазе каждую вторую ночь.
— Стасер, ты что заснул? Третий датчик сработал! Это же рядом совсем! Щас реально этого козла за яйца взять можно! — змеей зашипел ему в левое ухо, прижимавшийся рядом к осколку глинобитной стены тонкокостный дерганый боец по прозвищу Хунта.
У Хунты свой счет к снайперу, с Борманом он давно приятельствовал и успел побывать не в одной переделке. Остальные, надо сказать, восприняли гибель двух членов отряда довольно равнодушно: раньше были не знакомы, сдружиться толком не успели, так что сдохли и хрен на них… Главное, чтобы подобная неприятность не случилась лично с тобой, а товарищи по оружию интересуют лишь в плане наличия или отсутствия качественной огневой поддержки, если вдруг начнется заваруха. Но тут уж ничего не поделаешь — такова специфика любого наемного отряда. Каждый сам за себя и свою выгоду, остальное на втором плане. Умный, конечно, понимает, что о товарище надо всячески заботиться, тогда и он тебя в случае чего спасет и прикроет, но не так уж их много, умных то. Так что и сам Стасер, и вся группа Браво мстить снайперу за Бормана и Пшика отнюдь не рвались. Затоптать гниду, чтобы прекратил лично мне угрожать это да! А такая абстрактная категория как «мне отмщение и аз воздам» у профессионалов не прокатывает, нерентабельно это. Иное дело Хунта. У того аж слюна сочиться начинала от предвкушения, что он с этим снайперюгой сделает, когда возьмет. Он ему такие пытки и мучения на досуге придумывал, что маркиз де Сад просто слезами в гробу обливался. Вот и сейчас, аж трясется весь от нетерпения, верхняя губа по-волчьи в оскале вздернулась, зубы еле слышно скрежещут, пальцы цевье тискают. В свете ночника видок тот еще — жуть вампирья!
— Тормозни, братишка! Третий как раз на развилке. Подождем, какой дальше отметится: второй или четвертый, а то опять три квартала чесать придется, как в прошлый раз.
Свистящий шепот, на пределе слышимости. Хрен его знает, снайперюгу, какой у него слух, того гляди, спугнешь, ночью в мертвом городе звуки далеко несутся. Замерли, даже в «совиные глазки» ни черта не видать, как снайпер в такую тьму ориентируется в лабиринте местных развалюх, один Аллах ведает. Зато уши в ущерб все равно бесполезному сейчас зрению у парней только что не шевелятся, так старательно ловят они малейший звук, который соизволит подарить им, пропустив из под своего черного ватного покрывала, южная ночь. Долгое время однако их терпение и выдержка ничем не вознаграждаются, вокруг стоит абсолютная тишина, ни шороха, ни скрипа. Впрочем, это неудивительно с появлением снайпера эту территорию оставили все пытавшиеся поселиться в брошенных развалинах бродяги и местные бомжи. Ушли от греха подальше даже животные — разъяренные и напуганные потерями гарды стреляли на любой звук, любое смутно мелькнувшее в развалинах движение и в первые дни после гибели Бормана около нефтебазы частенько можно было наблюдать свежезастреленную ночью бездомную псину.
Стасер опустил глаза весь обратившись в слух, стараясь даже дышать как можно медленнее и размереннее сливаясь с теплой, еще не остывшей после раскаленного дня саманной стеной покосившейся развалюхи, более всего напоминавшей слегка подросший скворечник. Где-то на периферии мозга тут же мелькнула удивленная мысль о том, что неужели люди, жившие в этих вот хибарах, действительно могли чем-то всерьез угрожать безопасности такой закованной в броню сверхдержавы, как Соединенные Штаты. Ой, что-то слабо верится… Конечно многие из них фанатики, готовые идти на смерть ради торжества исламистских идей, бесспорно их Хусейн тоже тот еще пряник, само собой братских чувств к американцам не питавший, но не полный же он даун, чтобы пытаться создать ядерную бомбу для борьбы с ними. Вряд ли он вообще всерьез помышлял о таком противостоянии, у него и своих проблем было выше крыши, а уж связываться с Америкой ему и в страшном сне поди не приснилось бы, слишком не равны весовые категории… Тем не менее вот что мы имеем: связался и получил по морде. Небось до последнего надеялся, что обойдется как в прошлый раз одними бомбардировками уничтожившими лишь те цели, которыми сознательно решили пожертвовать. Но нет, шалишь! В этот раз расклад сил в мире малость другой оказался, и не побоялись янкесы наземной операции. И на свою кровь и на мнение мирового сообщества просто положили. А чего уж там после Югославии стесняться, насыпай от пуза! И побежали хваленные «паблики» раздавленные, раскатанные в тонкий блин техническим превосходством противника.
Одного не учли полководцы и политики дяди Сэма, позабыли в гордыне новых хозяев планеты — разбить армию любой страны третьего мира, имея в своих вооруженных силах по пять компьютеров на каждого бойца, да пятикратное превосходство в технике, большого ума не надо. Гораздо сложнее победить народ, это пока еще не удавалось никому, а уж в азиатских странах и подавно. Разбитые, рассеянные дивизии Саддама давно прекратили сопротивление, генералы и высшие функционеры партии Баас оказались в бегах, либо за решеткой и тут вдруг все пошло совсем не так, как хотелось завоевателям. Вместо того чтобы радоваться обретенной свободе и, как и положено всем недалеким туземцам радостно менять бесценные природные богатства своей страны на демократические стеклянные бусы и консервные банки, иракцы, будто постепенно просыпаясь ото сна, словно выздоравливая от оцепенения в котором они находились все короткие дни, что смогла продержаться против коалиционных сил регулярная армия, начали оказывать сопротивление захватчикам. И чем дальше, тем компания неповиновения больше набирала обороты. Началось с того, что во вновь создаваемые органы государственной власти и национальную гвардию добровольно идти пожелали вовсе немногие, и что еще более удивительно, эти немногие в большинстве своем оказались вовсе не новыми людьми, а все теми же бывшими работниками Баас среднего и нижнего звена. Истинные последователи ислама отнеслись к вторгшимся в страну гяурам с подобающим презрением и само собой сотрудничать с ними не желали, так что особого выбора у штатовской военной администрации не было. Они даже объявили о том, что согласны принять во вновь формируемую национальную гвардию офицеров прежней армии до майора включительно, однако на этот призыв отозвалось не слишком много желающих и явно, не убежденных сторонников нового режима, а просто несчастных людей доведенных до отчаяния голодом и безработицей.
А вскоре дело дошло и до стрельбы, оружия у местного населения на руках оказались просто неисчерпаемые запасы и сколько его не изымали во время плановых рейдов и зачисток, меньше его не становилось. А если прибавить к этому, то обстоятельство, что сразу же после образования местной полиции и национальной гвардии появилось великое множество поддельных удостоверений этих структур, позволявших легально носить с собой хоть гранатомет, то сразу станет понятно, что задача разоружения иракского народа на ближайшее время представлялась насквозь невыполнимой. Стреляли чем дальше, тем больше, по расположению коалиционных войск, по городкам иностранных советников, наблюдателей и специалистов, просто по проезжающим колоннам машин. Стреляли ежедневно, в самых неожиданных местах и частенько попадали в цель. Традиционная партизанская тактика блошиных укусов начинала приносить свои плоды — иракская земля в прямом смысле слова горела под ногами оккупантов, а покрытые звездно-полосатыми стягами цинковые гробы нескончаемой вереницей двинулись через океан в сытую и благополучную Америку.