* * *
Настроение было поганое с самого утра, не слишком порадовала даже возможность пристегнуться к армейской колонне амеров и в относительном конечно, но все же покое и безопасности добраться практически до половины пути. Анализировать причины хандры не хотелось, хотелось тупо ныть и жаловаться на злодейку-судьбу, а лучше бросить все к чертям и укатить из этого пекла домой в только начинающую баловать теплом и яблочным цветом весну. Вместо этого Стасер с самого раннего утра торчал в этой раскаленной как сковородка металлической коробке, угрюмо молчал, трясясь на ухабах и выбоинах, глотал пыль и изредка беззвучно матерился. Подчиненные, зная тяжелый характер командира, с расспросами не лезли, и он был им за это благодарен. Скорее всего, в охватившей бравого лейтенанта „кроликов“ черной меланхолии был повинен вчерашний разговор с Рунге. Хайгитлер недвусмысленно намекнул, что чертов Мактауд подал руководству Компании просто разгромный рапорт, в котором не пожалел черных красок для описания вопиющей профессиональной непригодности одного из командиров групп базы в Эль-Хайме. Угадайте которого именно? Ну конечно же, миляга Мактауд вовсе не забыл об инциденте на пороге отеля в Зеленой зоне, хотя и не счел нужным упоминать его в отчете. Действительно, к чему? Много ли надо, чтобы отомстить строптивому гарду. Стасер не стал объяснять всего этого немцу, отделавшись неискренними общими фразами, типа „не может быть!“ и „я сожалею“. Однако на базу теперь возвращался с тяжелым сердцем, с детства не любил разносов у начальства, а в особенности разносов несправедливых. Не сказать, что его слишком задевали произносимые при этом обвинения и нелестные предположения о его умственных, физических и профессиональных способностях. Он достаточно прослужил в родной Российской Армии, чтобы отрастить прочный роговой панцирь, о который бессильно разбивались любые упреки и оскорбления, но вот сам процесс получения выволочки его нервировал и наводил тоску.
А тут еще Фарида с ее упреками, дурными предсказаниями и философией… Утром слова девушки уже не казались такими значимыми и пророчески весомыми. Подумаешь, кто бы говорил? Если раньше у большевиков государством управляли кухарки, все помним до чего доуправлялись, то теперь великие идеи и нетленные истины высказывают проститутки, может и их допустить к кормилу власти? Вот веселье получится, он даже криво ухмыльнулся, причем поймавший командирскую улыбку в зеркале заднего вида Чуча поспешил отвернуться и украдкой перекрестился.
Дорога, все та же с мало изменившимися со времен Тамерлана пейзажами, местами покореженная, полная ям и ухабов бетонка, летела под капот. Впереди скакал по колдобинам „хаммер“ Хунты, сзади натужно пыхтел многотонной массой бронированный монстр „абрамс“, еще дальше плелись водовозки с грузовиками, в замыкание летели еще два армейских „хаммера“. То есть та еще сила и огневая мощь, подобного нападения, как произошло по пути сюда можно не опасаться, не такие дураки хаджи, чтобы охотиться на столь опасную дичь. Если что, мигом в тонкий блин раскатают. Да и местность к засаде явно не располагала — ровная, как стол поверхность, разбитая справа на клетки полей, а слева просто покрытая бурым, выгоревшим на солнце песком. Все же повезло им по-крупному с этими амерами. Комендант зоны, седой, прямой как жердь, генерал, будто сошедший с голливудского экрана, лишь удивленно крутил головой слушая рапорт Стасера о проделанной ими поездке, а под конец предупредил, что он знает насколько отчаянно храбры русские, но ему плевать на Эль-Хайм, а отсюда ни одна транспортная единица не выйдет в „красную зону“ без достаточного сопровождения. Так и пришлось пропариться лишний день, пока их не пристегнули к этой снабженческой колонне, идущей на дальнюю заставу. А оттуда уже и до Эль-Хайма рукой подать, да и генерал обещал, позвонить начальнику заставы, чтобы выделил этим сумасшедшим русским, он так и сказал „mad Russians“, пару единиц бронетехники для сопровождения.
Стасер кинул в рот сигарету, щелкнул понтовой бензиновой зажигалкой, глотнул полной грудью горько-щиплющий легкие дым. Первая сигарета с самого утра, он старался ограничиваться с курением, в перспективе планируя бросить совсем, а пока, куря сигареты под счет и как можно дольше оттягивая момент, когда придется закурить первую. Легкие с вожделением втянули долгожданный дым, и голова слегка поплыла, будто затянулся не обычным табаком, а отборной местной анашой. Даже вновь захотелось улыбаться, а все переживания и заботы постепенно растворились в ароматном табачном дыме, вместе с ним улетучиваясь в насыщенный пылью воздух со свистом летящий навстречу. Лишь легкий неприятный осадок остался где-то на самом дне души, добавившись очередным культурным слоем к годами копящимся там обидам, неурядицам и просто неудачам.
— А все-таки, мужики, что ни говори, а не дай Бог, конечно, но если когда-нибудь мы и взаправду с амерами схлестнемся, то ни хрена не помогут им ни компьютеры ихние, ни всякие хитрые ракеты да бомбы. Огребутся звездюлями по полной программе, — неожиданно для всех подал голос, вольготно раскинувшийся на заднем сидение Крот.
С самого выезда из города, когда только пристегнулись к ожидавшей их колонне американцев, Крот настороженно и будто бы даже как-то ревниво рассматривал иноземных вояк, вроде как примеривался к ним. Так профессиональные боксеры внимательно и оценивающе смотрят видеозаписи боев своих коллег по рингу, подсознательно прикидывая, как бы сами против них действовали и каковы их сильные и слабые стороны. Короче сработал условный рефлекс, при встрече с потенциальным врагом, насторожиться и максимально его прощупать. Для Крота потенциальными врагами были практически все жители этой планеты, а если бы вдруг где-нибудь поблизости обнаружились инопланетяне, то и они незамедлительно перешли бы в эту категорию, такой уж у него был скверный характер. Свое жизненное кредо Крот излагал примерно в таком виде: „Никому не верю, никто добра мне желать не может по определению. Каждый, кто рядом подлец и враг, спит и видит, как мне гадость сделать. Всегда живу с таким убеждением. Если оказывается, что насчет кого-то был не прав, радуюсь. А если прав, так я к этому заранее был готов. Зато никогда не разочаровываюсь в людях. Все оттого, что и не очаровываюсь никогда!“ Однако даже при таком своеобразном отношении к окружающим, Крот, как, наверное, и любой русский человек, к американцам относился с особым недоверием и неприязнью, подкрепленной к тому же изрядной долей далеко не „белой“ зависти. Так что удивляться его вовсе недружелюбному вниманию к бравым морпехам сопровождавшим их небольшой конвой не стоило.
— С чего такие выводы? — лениво поинтересовался крутивший баранку Чуча, не то чтобы ему действительно была интересна предложенная тема, просто хотелось нарушить гнетущее молчание, царившее в машине с самого начала пути.
— Ну это просто, — живо откликнулся Крот. — Они же сытые и благополучные, а значит тупые и расслабленные. А мы наоборот голодные и злые. Так и ежу понятно у кого больше шансов в драке.
— Не скажи, — протянул Чуча. — За ними вон, какая силища! Новейшие технологии, что просто в науке, что в вооружении. Да еще куча денег. А деньги, брат, великая сила! Ими любые дела делаются!
— Да ну? — презрительно оттопырил губу Крот. — Или ты никогда с братвой коммерсов не доил? У тех тоже деньги были, а у тебя нет. И кто же кого в итоге на мослы ставил? Молчишь? То-то! В драке ежели она по-настоящему пойдет, а не так в отмазку, как в Чечне, к примеру, насрать на деньги, на технологии и прочую мурню… Одно только важно, дух! И желание биться и побеждать. А уж этого у нас не отнять и никаким пиндосам нас в этом не переплюнуть! Ты же сам видал, изнеженные они, как майская роза! Минералочку и три вида соков на блок везем, а еще у них там биотуалет с туалетной бумагой и специальный душ и даже тренажерный зал. Ты на наших блоках когда-нибудь стоял? До фига ты там соков и туалетных бумаг видел?