За щиколоткой онемело совсем. Эйрик не помнил, чтобы кто-то залетел «по локалке» чуть-чуть: не впечатался в стальные фермы, не вварился намертво в работающий реактор, а просто зачерпнул телом горсть твердого вещества. Он смутно помнил, что гиперпереход возбуждает ядра атомов. Сколько проживет человек, у которого в костях ложка радия?
Шаги грохотали справа и снизу.
План зала стоял перед Эйриком так ясно, как будто он сам видел в инфракрасном диапазоне.
Первый штурмовик стал карабкаться по пожарной лесенке, идущей вверх по стене генератора. Это точно был «Шелом». Иначе бы штурмовик взлетел.
Второй член отряда последовал за ним.
Потом третий.
Закованная в броню нога ударилась о перекладину в метре ниже купола. Голова штурмовика должна была уже показаться над лестницей. Руки его должны были быть еще заняты.
Ван Эрлик молниеносно вскочил, выстрелил и бросился ничком.
Он стрелял не в штурмовика. У него не было шансов в бою против трех «Шеломов». Маломощный игрушечный «Харальд» не мог бы вспороть силовую броню. С таким же успехом маленький крийн мог бы драться против трех барров.
Эйрик стрелял вниз, в обмотку адронного статора – в гибкую трубу семь сантиметров в диаметре, металлической лианой обвившуюся вокруг генератора. Из обмотки рвануло ослепительной белой вспышкой.
Инфракрасная оптика «Шеломов» учитывала возможность быстрого изменения режима обзора. Включившийся внезапно свет вряд ли ослепил бы бойцов.
Но в воздухе перед ними мономолекулярной нитью вспыхнул не газовый разряд – а самый настоящий протуберанец. Раскаленный до шести тысяч градусов жгут из нуклонов, обнаженных давлением и температурой, с электронными облаками, сорванными с орбит и вдавленными внутрь ядра. Первый штурмовик вскрикнул так, что слышно было даже сквозь броню. Тот, кто висел на лестнице в середине, потерял равновесие и с грохотом рухнул вниз.
Термоядерная плазма мгновенно потеряла стабильность, электрический ток тек по ней в одну сторону, дуга с негромким хлопком исчезла, и раньше, чем это произошло, система управления среагировала мгновенно, отсекая поврежденный контур от общей сети.
Ван Эрлик не удивился бы, если бы ему сказали, что он получил смертельную дозу радиации. «Шеломам» должно было достаться еще больше, но их броня снижала дозу втрое.
Ван Эрлик вскочил и начал палить в ослепленного боевика, почти в упор, с расстояния семи метров. В глазах его плавали огненные круги.
Лазерные вспышки выхватывали из темноты купола, поршни, крупную ячею ограждения и гротескную, почти не напоминающую человека фигуру с треугольником шлема вместо головы. Туда, где этот треугольник сочленялся с туловищем, и палил ван Эрлик.
На третьем выстреле на броне появилась вишневая точка. На пятом точка превратилась в крошечное пятнышко. Девятый выстрел оказался для «Шелома» роковым: сегменты брони брызнули бордовыми каплями, раскаленная сталь мешалась с вскипающей кровью.
Эйрик дернул штурмовика на себя, и тот с грохотом повалился к его ногам.
Отрезанная голова покатилась вниз, к сетке. Эйрик поднес бластер к броне и переключил его в непрерывный режим.
По подсчетам ван Эрлика, у него было еще около двух секунд, чтобы обзавестись чем-то посерьезней ручного «Харальда».
В следующую секунду труп поднял правую руку, и встроенный в нее веерник ударил в купол, опалив волосы ван Эрлика. Эйрик бросился вбок, запнулся за какую-то железяку, перевернулся в воздухе и уцарился боком о заграждение. Новая очередь – на этот раз из мощного шестиствольного излучателя – снесла за ним две секции трубопровода. Из одной повалил белый сладковатый дым, слегка подсвеченный изнутри ионизированными атомами. Снизу ударил третий луч.
Эйрик мгновенно понял, что происходит.
Двое «Шеломов» внизу были ослеплены. Третий и вовсе был труп.
Но кто-то из дежурки взял на себя управление боевой броней, и ему больше не были нужны ослепленные глаза штурмовиков. Данные передавали датчики, в изобилии установленные по всему залу. Оператор в дежурке, возможно, тоже был ошарашен вспышкой, и он пока не мог согласовать внутренние настройки брони и внешние данные от камер наблюдения, но, судя по скорости, с которой в него стреляли, человек в дежурке был способным учеником.
Безголовый труп повернулся спиной, и Эйрик ван Эрлик увидел в неверных сполохах ионизированного газа, на дистанции в пять метров, как соскальзывает вниз шторка спинного огнемета.
* * *
В выжженной приемной губернатора Дом Келен медленно приходил в себя. Если б в него выстрелили, когда он еще был русалкой, он, вероятно, был бы убит или хотя бы серьезно ранен. Но еще до залпа огнемета большая часть его тела находилась в газообразной форме, и два миллиона килоджоулей не причили ему особого вреда.
Частично они ускорили преобразование, так как Келен нуждался во внешних источниках энергии.
Дом Келен завершил синтез и частью выплыл в дверь, ведущую в губернаторский кабинет, а частью – в вентиляционную решетку. Через полторы минуты он расширился настолько, что молекулы его смешались с воздухом почти на всем первом этаже; еще через две минуты он вплыл на этаж ниже и проник в дежурку.
В этот момент в него было уже бесполезно стрелять. Дом Келен отличался от воздуха на двух этажах только наличием паттернов для самосборки молекул. Оператор в дежурке дышал им и видел сквозь него.
* * *
Оператор – двадцатилетний высокий парень с черными глазами и лошадиной челюстью – не верил своим глазам. Заговоренный бандит остался жив после «локалки», уцелел после падения с пяти метров, и вот теперь он вывел из строя двоих и убил Миллисора!
Лазерные лучи прошли мимо. Плазмой в машинном зале было пользоваться запрещено. Оператору было плевать на запрещение. Зеленая черта прицела сошлась на животе ван Эрлика. Оператор нажал клавишу.
* * *
Дом Келен никогда не убивал людей. Считалось, что это вообще невозможно, хотя Дом и его сородичи прекрасно понимали, как они могли бы это сделать.
Дом Келен никогда не пользовался приборами. Этого он физически не мог. Интеллектуальный барьер, разделяющий математику пользования_природой и пользования_собой был слишком велик, чтобы простой деревенский харит мог его перейти.
Но Келен всю жизнь привык брать молекулы для самосборки из окружающего пространства, и если для редких функций ему требовались редкие молекулы, – что ж, их следовало достать оттуда, где они есть.
Сенсоры и командные блоки, позволяющие оператору следить за происходящим в машинном зале, использовали в своей работе наноцепочки атомов: индия, стронция, германия.
Так получилось, что Дом Келену тоже понадобились эти атомы, и с наномолекулярных проводников мгновенно исчезли части «слойки».