Теперь он видел лишь одним глазом и почти не мог дышать от нестихающей острой боли в груди.
— Как вам не стыдно, — с издевкой сказал Жак. — Я надеялся, что мы с вами поладим. Вы ведь профессионал, и я профессионал, поэтому мне казалось, мы сможем профессионально решить наши проблемы. В некотором смысле. Вы понимаете, что я имею в виду? Если вы убили Энди Стетлера, так и скажите. Я бы хотел обсудить с вами этот вопрос, выяснить, что произошло. Только не надо мне вешать лапшу на уши, сержант. Это все, о чем я вас сейчас прошу.
Пеншо с трудом полулежал, опираясь на диванную подушку. Он пытался взглянуть на своего мучителя, но не мог поднять голову. А когда ему это удалось, лишь скользнул одним зрячим глазом по нейлоновому чулку на голове.
— Поэтому я вас снова спрашиваю: за что вы прикончили Энди?
За честный ответ он снова получит по первое число. В том состоянии, в котором он находился, его так и подмывало соврать, признаться в несовершенном преступлении. Ему хотелось верить, что его били потому, что не были уверены в полученной информации и хотели ее подтвердить. Если ему надо было убедить судью этого судилища в своей невиновности, судья должен был подвергнуть его таким бесчеловечным пыткам.
— Я этого не делал, — сказал он.
Огромный головорез приподнял его одной рукой, а другой нанес ему несколько сильных ударов в живот. С каждым ударом из груди Пеншо выходили остатки воздуха, изо рта шла слюна, все его тело содрогалось, он громко стонал. Полицейский упал на колени, бандит ударил его в лицо. Он услышал, как сломался нос, почувствовал, как были выбиты передние зубы и треснула челюсть. Удар был нанесен с такой силой, что он взлетел в воздух и упал на пол.
Его снова подняли, но теперь от боли, пережитого шока и горя в нем вскипела ярость. Его снова посадили на диван у подлокотника, он из последних сил старался не свалиться на пол.
— Мой человек будет вас бить до тех пор, пока вы не научитесь говорить правду. Я знаю, вы считаете себя приятелем Камиллы Шокет, я знаю, что вы ревновали ее к Энди, который одновременно с вами крутил с ней любовь, я знаю, что вы его убили из-за вашей дурацкой ревности. А теперь, сержант, постарайтесь поднять голову и посмотреть мне в глаза!
От страха Пеншо сделал, что ему было сказано.
— Вы хотите, чтобы я снял с лица чулок? Я вас прямо и честно спрашиваю: вы хотите, чтобы я снял чулок?
Полицейский знал, что он имеет в виду.
— Нет, — пробормотал он.
— Это первая разумная вещь, которую вы сказали с тех пор, как я к вам пришел. За это вас бить никто не будет. Видите, как надо делать дела? Если вы будете поступать разумно, мы оставим вас в покое. Мы выслушаем то, что вы нам расскажете. Если вы будете вести себя как идиот и зря тратить мое время, тогда уж не взыщите — мои люди продолжат заниматься с вами своим делом. Вам ясно?
Жак очень быстро говорил по-французски. Пеншо хотел попросить его прекратить пытку, но сдержался, понимая, что это бесполезно. Каждая еще целая косточка его тела словно взывала к человеческой сущности бандита, потому что каждая его клеточка не могла смириться с тем, что от этого чудовища, в котором не осталось ничего человеческого, сейчас зависела его жизнь.
— Я снова вас спрашиваю: вы хотите, чтобы я снял чулок?
— Нет, не надо его снимать, — повторил Пеншо, с трудом выговаривая прокушенным языком слова, слетавшие с разбитых губ, которые отказывались ему повиноваться.
Внезапно его вырвало кровью, и бандиты ждали, пока у него прекратится приступ.
— За что ты убил Энди?
Огромный бандит уже занес над ним свой кулак с кастетом, с которого капала кровь. Сержант понимал, что еще несколько ударов — и он может вообще отключиться.
— Мне кажется, я знаю, кто это сделал, — с трудом прошептал Пеншо. — Но это был не я.
Кулак громилы величиной с голову полицейского чуть подался назад, как будто для нанесения кошмарного удара, на кастете мутно играли отблески света. Полицейский сжался от страха и попытался отвести голову в сторону, но Жак коснулся рукой груди бандита, сделав знак его больше не бить.
— Я вас слушаю, — сказал главарь.
— Вернер Хонигвакс, — еле слышно выдохнул Пеншо. Его била дрожь от боли при каждом вдохе.
— Взгляните-ка сюда, — громко сказал Жак, когда в комнату вошел третий бандит с кобурой и пистолетом полицейского. — Ваше оружие теперь у нас! Вы хотите, чтобы я показал вам свое лицо или нет?
— Нет! Нет! Не надо мне ваше лицо показывать. Я следователь по этому делу. — Он говорил невнятно, потому что совсем не мог шевелить губами. — Я думаю, это был Хонигвакс!
— Докажите это.
— Не могу! Пока.
— Тогда я снимаю чулок, — с угрозой сказал Жак.
— Нет! Нет! Я его не убивал!
Следующий удар пришелся по челюсти, голова его дернулась и отвалилась назад, сам он подскочил и со стуком свалился на пол. Трое бандитов стояли над ним, а он еле дышал от боли и уже почти не понимал, где он и что с ним происходит.
Двое заплечных дел мастеров подошли к нему чуть ближе и снова стали его бить. Когда они закончили, Жак склонился над ним и негромко, спокойно сказал:
— Вот ваше оружие. Подумайте, какой это срам. Для полицейского это должно быть самым страшным унижением. Любой сотрудник Сюрте дю Кебек знает об этом. Бедняга, скажут они, он свел счеты с жизнью самым гнусным образом. Да, если хотите знать мое мнение, это и впрямь подлая смерть. Так что я снимаю чулок. Я покажу вам свое лицо, а потом выбью вам мозги. Но что будет с вашими дружками? С легавыми? Для них-то вы еще тысячу раз будете подыхать. Бедный замухрышка, будут они говорить. Выбил себе мозги своей собственной пушкой. Ну и дела! — почти шепотом сказал он. — Сначала я в виде одолжения выбью вам мозги. А потом прострелю задницу. Так сказать, в назидание потомкам, понимаете? Чтоб таким вас и запомнили. Полицейским, который прострелил себе задницу из собственного пистолета.
Он перенес всю тяжесть тела на согнутую в колене ногу.
— Дай мне пистолет, — приказал он подручному.
Жак взял пистолет, снял с предохранителя, щелкнул затвором и приставил холодную сталь дула к виску Пеншо. Потом стал стягивать с лица чулок.
— Я не убивал его, — прокашлял Пеншо и сплюнул сгусток крови.
— Зачем вы убили Энди? Только скажите мне — зачем, вот и все, и я оставлю вас в покое.
— Это не я, — прошептал Пеншо.
Жак стал поднимать чулок, открыв подбородок, а потом рот.
— Зачем?
— Не я это был! — Он тяжело дышал, выбитый зуб, прилипший к его нижней губе, упал от напряжения, с которым он выговорил эти несколько слов.
— Зачем вы убили Энди? — Полицейский с трудом повернул голову. Жак не отнимал от нее пистолета.