— Нам нужно искать не ее, — ответил Пеншо и отпил кофе.
— Мне все равно нужно с ней встретиться.
Полицейский из Сюрте подумал и сказал:
— Хорошо.
— Вы оба живете на другой стороне озера. Я заеду за вами сегодня вечером, когда она уже вернется с работы, скажем, часиков в семь, а потом мы вместе ее навестим.
— Если хотите, можно сразу встретиться у нее. Или пригласить ее ко мне.
— Нет. Я заеду за вами по дороге. К тому времени у меня будет к вам еще несколько вопросов.
— Договорились.
— Вы не знаете, что случилось с Люси Габриель?
— Понятия не имею. Я очень за нее боюсь.
Санк-Марс кивнул.
— Нам надо защитить этих двух женщин, Эмиль. Не буду настаивать на том, что они невиновны, но их обеих использовали в этом деле как орудие в чужих руках.
Санк-Марс снова кивнул.
— Почему вы раньше мне об этом не говорили?
— Сначала, Эмиль, мне нужно было вовлечь вас в это дело. Я хотел, чтобы вы оказались на моей стороне. И потом, не мог же я вам сказать — вот Камилла Шокет, она несет частичную ответственность за смерть сорока двух человек. Как нам удалось установить, именно столько людей там погибло. А эти препараты дала им женщина, которую вы ищете, — Люси Габриель. Если бы я такое вам сказал, мне тут же пришлось бы добавить: «Кстати говоря, мне бы хотелось, чтобы вы позаботились об этих женщинах, присмотрели за ними и сделали так, чтобы никто их не арестовывал и вообще не трогал».
— Вам пока никто не гарантировал, что их не арестуют, — официальным тоном заявил Санк-Марс.
— Сначала, Эмиль, мне надо было, чтобы вы по уши влезли в это дело. Вы уж меня извините, но мне пришлось для этого немало потрудиться. Я должен был вас заинтересовать.
Старший полицейский легонько стукнул кулаками по столу. Ему надо было на многое взглянуть по-новому. Что-то подсказывало ему, что надо поступать в соответствии с очевидными фактами, но, с другой стороны, он подумал о преимуществах компромисса и достоинствах милосердия.
— Можете идти, — сказал Санк-Марс.
Пеншо ушел, не попрощавшись, и несколько минут спустя Мэтерзу пришлось коснуться плеча начальника, чтобы встряхнуть его и вывести из транса.
— Что вы по этому поводу думаете? — спросил Мэтерз.
— Что мы делаем, въезжая на земли индейской резервации?
Такой ответ удивил молодого детектива. Ему показалось, что ход мысли напарника увел его куда-то в непонятном направлении. Он подумал и ответил:
— Мы ставим об этом в известность могавкских миротворцев.
— А что в такой же ситуации делают плохие парни?
Мэтерз задумался. Он никак не мог увязать этот вопрос с теми делами, которыми они сейчас занимались. Ему пришлось изрядно поломать голову, но даже после этого он вопросом ответил на вопрос:
— А что, если они сообщают об этом могавкским воинам?
— Не знаю, но мне это кажется логичным. Перед тем как уехать домой, я, пожалуй, заскочу в резервацию. Потом — ближе к вечеру — заеду за Чарли. А когда мы поговорим с Камиллой, я тебе позвоню. Ничего, Билл, как-нибудь прорвемся.
— А мне что в это время делать?
— Делай, Билл, то, что у тебя лучше всего получается, — мою грязную работу.
— Какую именно?
— Езжай следом за мной. Я поеду в Оку через ледяную переправу, а ты отправляйся туда в объезд. Надо, чтобы ты оказался там пораньше, еще до меня, причем на какой-нибудь старой развалюхе. И одень какое-нибудь поношенное тряпье. Как только я узнаю, где будет проходить встреча, я тебе сообщу. А когда я оттуда уеду, если за мной кто-то увяжется, садись на хвост любой машине. Имей в виду, мы будем на земле индейцев, Билл, постарайся поэтому, чтобы никто тебя не поймал. Я бы тебе рекомендовал подальше запрятать полицейский значок — в кармане его не оставляй, лучше положи под сиденье. Но с пистолетом не расставайся.
Мэтерз кивнул.
— Что мы хотим найти? — спросил он.
— Нам нужна информация. В последнее время у нас с ней возникли проблемы. — Когда они выходили из комнаты, Санк-Марс похлопал напарника по плечу. — Лучше тебе сходить в костюмерную, Билл.
Мэтерз кивнул, но особенно не торопился, поскольку был немного не в себе от тех ошеломительных сведений, которые они получили в тот день.
— Вот такие пироги, — рассеянно сказал его начальник.
В тот же день, вечер вторника, 15 февраля 1999 г.
Пересекая озеро в ярком свете, усиливавшемся отблесками искрящегося снега, сержант-детектив Эмиль Санк-Марс связался по телефону с констеблем Роландом Харви — миротворцем могавков. Даже днем, ведя машину без опознавательных знаков полиции, он счел за благо оказаться на землях индейцев с ведома местных властей, чтобы можно было рассчитывать на их защиту. Они с констеблем договорились встретиться около дома Люси Габриель, и Санк-Марс сказал ему, что скоро там будет.
Потом он позвонил Биллу Мэтерзу, который уже стоял на лесной дороге, откуда был виден дом Люси. Он видел, как констебль Харви проехал в направлении дома. Санк-Марс сказал ему, чтобы он был начеку.
Слушая рассказ Пеншо, Санк-Марс все больше убеждался, что Люси Габриель нужна ему живая. Он во что бы то ни стало должен был ее найти. Если она еще жива, ему позарез надо было с ней встретиться. Но как ее могли оставить в живых, если она владела этой жуткой информацией? В рассказе полицейского из Сюрте его поразило то обстоятельство, что именно могавские воины обеспечивали свободное пересечение границы с Соединенными Штатами. Если они были к этому причастны на одной стадии, значит, могли участвовать в этом темном деле и на другом его этапе. Кто бы ни похитил молодую женщину, он хотел, чтобы она оставалась в живых, скорее всего для допроса, а после того, как в старом Монреале этот допрос был проведен с пристрастием, тело Люси не обнаружили. Наоборот, похитители пригласили к ней врача. Зачем? Или в дело снова вмешались воины? Может быть, похитители связались с ними перед тем, как вторгнуться в земли индейцев? Это было бы совсем неглупо. Или они заключили сделку? Могла ли жизнь Люси быть уступкой, сделанной за счет могущества и, в конечном итоге, власти могавкских воинов на индейских землях?
Возможно.
Надо будет с ними связаться. Но как? Он был белым и к тому же полицейским, то есть человеком, которому, по их мнению, ни в чем нельзя доверять. Он встречался только с одним миротворцем, причем ему обязательно надо было с ним поладить и убедить его в том, что полиции нужна его помощь.
Проезжая по ледяной переправе, Санк-Марс надел солнечные очки, чтобы защитить глаза от слепящего солнечного света. Теперь он с щемящей тоской думал о смертельно больном отце. Папа просил у него прощения за то, что хотел стать священником. Если бы жизнь его не пошла наперекосяк, Эмиль мог вообще не появиться на свет. Таким образом, в каком-то смысле ребенок оказался своего рода компенсацией за несбывшиеся надежды. Эмиля не покидало смутное чувство не то вины, не то ответственности за то, что он, сам того не желая, стал косвенной причиной утраты отцом смысла жизни. Может быть, это подсознательное чувство, полное скрытого и болезненного значения, воспрепятствовало тому, чтобы он пошел по стопам отца и воплотил в жизнь его надежды. Он отвергал мысль, что папа предпочел бы отцовству карьеру священнослужителя и посвятил себя призванию, лишавшему его самого возможности прожить полноценную жизнь. Потому что, став священником, он тем самым лишил бы его права на жизнь, но он этого не сделал.