Санк-Марс чуть кивнул, давая понять, что специфика его положения для него не секрет.
— Такая философия, Андре, может извинить многие грехи.
— Наше дело, Эмиль, — не грехи отпускать, — не согласился с ним Лапьер. Теперь он сел на любимого конька, в его словах звучала страсть, подбородок чуть подрагивал. — Мы боремся с преступностью, а под преступностью я в первую очередь понимаю убийства. И если я ремонтирую свою машину в гараже, куда иногда наведываются убийцы, это не снижает моих шансов их поймать.
— Ты хочешь мне сказать…
— Я тебе говорю, как дела обстоят в действительности.
— Значит, ты бесп латн о ремонтировал машину…
— …чтобы получить возможность вращаться в определенных кругах. Чтобы меня там видели. И чтоб ы люди не думали, что я такой же святоша, как ты. Мне нужны наводки, информация. Мне нужно бывать с людьми, которые дают мне наводки и сведения.
Санк-Марс отхлебнул глоток из чашки, над которой поднимался пар.
— Это хороший довод, Андре. Я бы на твоем месте приберег его до того времени, когда тебе предъявят обвинение. Он мог бы тогда сработать.
— Я знаю, Эмиль, мне тебя переубедить не удастся. В этом плане мы с тобой одним лыком шиты. Историй всяких мы вдоволь наслушались. Как и мне, тебе нужны только факты.
— С этим дела обстоят хуже, — заметил Санк-Марс.
Лапьер намек понял.
— Это Селин из отдела обработки данных. Я не знал, Эмиль, что она с ними связана. Ты мне не поверишь, но я все равно хотел тебе это сказать. Конечно, я с ней спал, — я мужчина, а не святоша. Я с ней и спал, и развлекался. Трамбле сказал мне, что она сначала заносила информацию о краденых машинах, а потом удаляла ее из системы. Но этим она занималась — я здесь ни при чем. Я об этом ничего не знал. Ничегошеньки, Эмиль.
— Расследование убийства Артиняна ты провел из рук вон плохо.
— У меня был грипп!
— Это ты сейчас так говоришь. А тогда ты никому не позвонил и не сказал, что из-за болезни не выйдешь на работу. И в канун Рождества ты был на дежурстве. Так насколько же сильно ты был болен?
— Табаруит! Я тогда только-только заболел. Треклятый потир! Ты же знаешь, как это бывает, Эмиль. Ты соглашаешься дежурить на праздник, потому что надеешься, что ночь пройдет без приключений. Зачем людям убивать друг друга в канун Рождества, табарнуш? Лучше болеть на дежурстве — это даст тебе несколько отгулов, когда ты будешь здоров. Только не говори мне, что сам никогда так не делал. Ты у нас, конечно, святой, но не пытайся меня убедить в том, что ты дурак. Я прикинул, что если отдежурю в ту ночь, тогда буду гулять на Новый год. Если бы я позвонил и сказал, что заболел, мне бы точно выпало дежурство под Новый год, а ты сам прекрасно знаешь, что в такое время делается. Ладно, Эмиль, у меня нет детей. Вот я и решил сделать одолжение одному из наших папаш, табарнак!
Когда ругаются англичане, для выражения гнева они обычно используют термины, связанные с сексуальными отношениями или какими-то биологическими отправлениями тела. Если Санк-Марсу хотелось по-настоящему крепко выругаться, он предпочитал английский. Французы сквернословят, ударяясь в святотатство, пороча и оскверняя словом религиозные святыни. Так, они могут использовать французское слово, которое значит «дарохранительница», и добавить к нему какое-нибудь бранное определение или назвать потир проклятым. Санк-Марс смекнул, что Лапьер ругается как сапожник именно по-французски, потому что знает, что употребление в таком контексте названий религиозной атрибутики его донельзя раздражает. Сознательно или неосознанно он пытался вывести коллегу из себя.
— Но ведь ты и потом продолжал расследовать это дело. Ты и позже не отпрашивался по болезни.
— Мне позарез нужно было это дело, Эмиль! Я просто ждал, чтобы грипп прошел сам собой, вот и все. Мне не хотелось от него отказываться.
— Почему? Это же только еще одно обычное для тебя дело. Лапьер, казалось, не был готов к ответу на этот вопрос. Его рука, протянутая к солонке, на какое-то время зависла над столом.
— Когда я увидел послание, которое висело у него на груди, — М5, я о нем никому не сказал, но подумал, что это как-то связано с тобой. Пятое марта. Знаешь, если кто-то против тебя что-то замышлял, мне хотелось быть в курсе. Вот и все.
— Надо же! Ну, спасибо.
Лапьер не без иронии махнул рукой.
— Я не святой. Разве я когда-нибудь на это претендовал? Я твой конкурент, и мне надоело ходить в тени твоей славы. Раньше у нас было не так.
Ничего не ответив, Санк-Марс продолжал за ним наблюдать.
— В последнее время положение у нас напряженное. От взрывов бомб гибнут люди. «Рок-машина» взрывает парней из «Ангелов ада». Мы знаем, что это разборки банд, знаем, что они сводят между собой счеты. А преступников мы разве ловим? Нет. Может быть, когда-нибудь мы и выясним, кто из них что кому сделал, но дела такого рода никогда не доходят до суда. В половине случаев у этих тварей жизнь бывает очень короткой. А если удается их накрыть, расследование тут же перехватывают «Росомахи». Вот я и получил дело, которое поначалу, кажется, с бандами не связано, по крайней мере на первый взгляд. Потому-то, Эмиль, я и хочу довести его до конца. Мне нужна такая возможность. И я не собираюсь от него отказываться потому, что заболел гриппом.
Санк-Марс не мог с ним не согласиться:
— Это я понимаю, Андре.
— Некоторые считают, что мне просто надо по-тихому дотянуть до пенсии. Я, конечно, уже не такой молодой, как раньше, но и у меня, Эмиль, есть еще порох в пороховницах.
— Мой напарник сказал мне, что ты встречался с девушкой Артиняна. Значит, ты продолжаешь расследование. Она тебе что-нибудь рассказала?
Лапьер отпил кофе и сделал глубокую затяжку, собираясь с мыслями для ответа. Потом признался, что ничего особенного она ему не рассказывала.
— Она только подтвердила то, что мы уже знали об этом парне.
— Ты можешь мне еще что-нибудь рассказать, Андре? Я знаю, мы здесь с тобой конкуренты, но в этом деле на кону стоит твоя карьера. Если ты раскопал хоть что-нибудь интересное в ходе расследования, расскажи мне об этом сейчас. Если что-то путное из этого выйдет, я приду на разбор твоего дела и скажу, что ты нам помог.
Сержант-детектив Андре Лапьер оценил это предложение по достоинству. Он напряженно размышлял, зажав голову руками, как будто силился выудить из памяти нужный сюжет. Санк-Марс сильно сомневался, что такие серьезные усилия оправданы.
— Есть здесь одна зацепочка, — наконец признался Лапьер.
— Да?
— Может быть, это просто ерунда, ты же знаешь, как это бывает. Там в гараже работал один малый, его зовут Джим Коутес. — Санк-Марс вынул блокнот, и Лапьер по буквам продиктовал ему имя.
— При чем он тут?