– Пошли, – сказал Рыдник.
Они вошли обратно на склад. За минуту оба промокли до нитки. Руслан и его охранники молча стояли под навесом около сияющих фарами машин, и стекающие с шифера потоки дождя отскакивали от асфальта и били вверх, как фонтаны в казино.
Склад был полон разбросанных тюков с надписями «Нина» и «Коля». От вороха золотых цепочек на «рапискане» осталась лишь вата.
– Ну, – сказал Рыдник, – где контрабанда?
– Не нашли, – сказал следователь, писавший протокол.
– Не нашли, так отлично. Отдайте вещи людям, – распорядился начальник УФСБ по краю.
* * *
Было уже девять вечера, когда генерал-майор Рыдник и Руслан Касаев остались одни. Прокуратура и группа «Варяг» давно покинули терминал.
Перед Русланом стояла бутылка водки, но чеченец не пил. Рыдник, улыбаясь, отхлебнул из горлышка, вытер губы и, критически окинув партнера взглядом, осведомился:
– Че с рукой?
– Напился, – ответил Руслан. Улыбнулся и добавил. – Пора возвращаться к вере отцов. А то пью, как русский. Очень диетическая религия – ислам.
Рыдник помолчал.
– Они к пяти приехали. Чего меня не позвал?
Руслан стиснул зубы. Помощь друзей в России обходится дороже наездов врагов, кто бы эти друзья ни были – чеченские полевые командиры или генерал-майоры госбезопасности. Эту аксиому российской экономики Руслан выучил давно.
– Какая проблема. Сами разобрались.
– И сколько ты дал?
– Нисколько. Я что, шлюха, красным давать?
Рыдник испытующе вскинул глаза. Он примерно представлял себе, при каких условиях Руслан мог «нисколько» не дать прокурору. Андриенко выглядел так, словно… словно ему только что прочли краткий курс чеченской этнографии. И если прокурор слушал недостаточно прилежно, следующим лектором окажется автомат Калашникова.
– Ты сильно рисковал, – сказал Рыдник.
Руслан усмехнулся. Да, он сильно рисковал. Он мог бы подождать, пока все закончится, и потом написать заявление о незаконном обыске. Он мог бы подождать, пока следователи конфискуют контрабандный товар, и написать заявление о незаконном изъятии, потому что наверняка следователи продали бы этот товар своим фирмам и их можно было схватить за руку. А потом бы Рыдник вел дела о незаконном обыске и незаконных продажах и дрался бы с прокурором, и чем больше бы они дрались, тем больше каждый бы просил с Руслана. И таможенный бизнес Руслана оказался бы как поле, на котором дерутся слоны. Разве на таком поле вырастет пшеница? Даже сорняки, и те не успеют созреть.
Да, в этом случае Руслан не рисковал бы, что его посадят. Зато он мог быть на сто процентов уверен, что его разорят.
Начальник ФСБ по краю отхлебнул еще водки. Одинокая электрическая лампочка блеснула ярким светом на его начинающейся лысине.
– У тебя будут проблемы, – сказал Рыдник.
– Не будут.
– Он придет снова, и знаешь, в чем будет разница? В том, что сегодня он пришел по заявлению, а заявление у него липовое. И если начнется скандал, ему нечем особенно прикрыть свою задницу. А следующий раз он придет по уголовному делу. И будет потрошить тебя, сколько влезет, потому что по закону он тебя может потрошить.
– Много не выпотрошит, – отозвался Руслан, – это не мои товары. А перевозчиков.
– А тебе какая разница? Ну, сегодня он взял фуры на складе. И отдал. А завтра он их в пути возьмет. И конфискует. А даже не конфискует, а просто заставит заплатить – и что? Раз заставит, два заставит, кто через твой терминал будет возить?
– Это и твой терминал, – напомнил Руслан.
– Это мой терминал, как защищать. А как лавэ получать, чей это терминал? Я, Руслан, посмотрел, прикинул. Стоит двадцать фур, в каждой добра на четверть лимона, в среднем фура стоит по три дня, с каждой фуры вместо четверти лимона платят двадцать шесть тысяч, двадцать в казну, шесть – терминалу. Сколько получается в месяц? Восемь миллионов. Сколько моя доля? Половина. Сколько я получаю? Двести тысяч. Ты меня за лоха держишь?
Руслан молчал.
– Давай посчитаем, – продолжал Рыдник, – терминал тут пять лет. За пять лет я должен был получить четыреста миллионов долларов. А получил – десятку. Так?
– Не так. Пять лет назад оборота не было.
– Правильно, Руслан. Оборота не было, но двести штук я получал уже тогда. Что за арифметика, Руслан? Ты пять лет назад платил двести, когда оборота не было, и сейчас платишь двести, когда оборот есть?
– Хорошо. Я буду платить двести пятьдесят тысяч.
– Ты мне должен четыреста миллионов, Руслан. Без десятки.
– Я буду платить триста.
– Ты не понял, Руслан. Ты мне должен четыреста миллионов.
– Я тебе скажу, почему триста, – сказал Руслан. – Терминал получает в месяц восемь миллионов. Я что их, все себе беру? Два лимона идет таможне. Семьдесят тысяч – зарплата. Пять лет назад здесь был кусок асфальта, сейчас здесь склады стоят. Сколько стоит склад построить? Охрану нанять? Сколько стоит проблемы решать? Я тебя когда звал проблемы решать? Я их сам решал. Склад получает восемь миллионов, а тратит семь. Хочешь, бери триста штук. А хочешь, найди на терминал покупателя. Цену, которую он даст, поделим пополам. Только не удивляйся, если он даст за склад трешку. Меньше, чем ты получишь от меня за год.
Рыдник долго думал.
– Триста пятьдесят, – сказал он.
– Я, пожалуй, продам терминал, – отозвался Руслан.
Рыдник несколько мгновений вглядывался в лицо собеседника, а потом натянуто рассмеялся.
– Хорошо. Триста так триста.
Партнеры уже дружески прощались, когда Рыдник внезапно спросил:
– Слушай, Руслан, а что это у тебя за новый нохчи в охране?
Глаза Руслана на мгновение полыхнули, как у затравленного волка.
– Кто?
– Маленький, смуглый. Я его раньше не видел.
– Он недавно приехал, – сказал Руслан, – родственник.
– Как зовут?
– Висхан.
Глава краевого ФСБ слегка усмехнулся.
– Ты скажи своему Висхану, что он автомат неправильно держит.
– В каком смысле?
– Он не замечает, что у него в руке автомат. Он его держит, как курильщик сигарету. Так, как будто он каждый день с автоматом в обнимку ходит и спит с автоматом вместо женщины. Здесь, в России, так автомат не держат. Здесь не Кадорское ущелье.
– Что я могу сделать, – спросил Руслан, – я что, знаю, чем он занимается? Приходит, говорит: устрой на работу. Пить-кушать дай. А где я ему работу найду? Ты же сам сказал, он автомат держит, как курильщик сигарету. Где я такому человеку работу найду? А к нему семья приезжает.