– Есть одна проблема, – сказал Заур.
– Какая?
Заур постучал пальцами по показаниям Чарахова.
– Человеку, на которого дают такие показания, никто не даст кредита в семьсот миллионов долларов, – вежливо сказал Заур, – мой друг Шапи должен выйти на свободу.
– Люди, которые дают такие показания, перестают быть друзьями.
– Он не давал их, сколько мог. Я в этом уверен.
Бледно-голубые глаза премьера обежали, как луч радара, грузного невысокого аварца в чуть помявшемся за день костюме, со спокойным и желтоватым, как дыня, лицом, изрезанным сеточкой морщин.
Углов знал в России очень мало людей, которые, если предложить им должность президента республики и еще семьсот миллионов впридачу, начинали с того, что просили отпустить на свободу человека, который дал на них показания. Как-то в окружении вице-премьера не было принято просить за севших в тюрьму. Считалось, что если человек сел, значит, он сам виноват. Вице-премьер задал себе вопрос, не ошибся ли он насчет Заура Кемирова, а потом мягко улыбнулся и сказал:
– Когда я сегодня утром увидел памятник, я понял, что вы сделали правильный выбор, Заур Ахмедович. Эти показания не имеют значения и с этим человеком ничего не случится.
– Но… – сказал Заур.
Вице-премьер резко встал, одергивая пиджак.
– Поехали на Красный Склон, Заур Ахмедович. Мы с вами заслужили отдых.
* * *
Джамалудин приехал на базу в половине четвертого; и через двадцать две секунды после его приезда все тридцать шесть бойцов, дежуривших на базе, выстроились на плацу в полном вооружении.
Еще через пять минут стали подъезжать те, кто был в городе; в это время бывшая на дежурстве рота уже грузила длинные зеленые ящики в армейский «Урал».
Через двадцать минут после объявления сбора на плацу безукоризненным строем стояли сто пятьдесят человек. Все они были в одинаковом камуфляже и одинаковых натовских ботинках; у каждого был АК-74, почти половина бойцов имела гранатометы или снайперки. Четыре года назад люди Джамалудина не смогли вступить в бой через тридцать секунд после приказа, и это стоило жизни 174-м жителям Бештоя. Джамалудин усвоил урок.
Кирилл сидел на скамейке на дальнем конце плаца и понимал, что он принимает сейчас участие в подготовке теракта. Потому что захват правительственной делегации полутора сотнями вооруженных кавказцев вряд ли кто-нибудь когда-нибудь назовет иначе. Особенно, если эти кавказцы имеют привычку молиться пять раз в день, бить студенток за слишком короткие юбки и сжигать трейлеры с порошком «Дося». Весь мир Кирилла рушился на куски, а он сидел, постукивая прутиком по асфальту, и молча смотрел вверх: солнце катилось по небу, как яичный желток по раскаленному маслу, и над белой верхушкой Ялык-тау проступал полумесяц, бледный, как ободок оттиснутый кем-то над миром печати.
В эту секунду послышался шум мотора, и на плац выехал второй «Урал». Из-за руля его выскочил Джамалудин. Он больше не был в своем коричневом нелепом костюме. Он переоделся в черные удобные брюки и черный свитер, под которым было легко спрятать оружие. Джамалудин никогда не жаловал понтовых стволов. Со времени абхазской войны он научился уважать простой в сборке, легкий и безотказный «макаров», для которого всегда было вдоволь патронов, и сейчас именно «макаров» покоился за поясом его брюк. Другой «макаров» Джамалудин держал в руках.
– Аллах акбар! – закричал Джамалудин.
– Аллах акбар! – гаркнули полтораста глоток.
Джамалудин повернулся к Кириллу. Его гладкое смуглое лицо было тщательно выбрито, и его глаза под черными скалами бровей были как два горных озера, в которых даже летом плавает лед. Из-за худобы его можно было б принять за изможденного работягу, – до той поры, пока он не начинал двигаться, а двигался он, как горная рысь; маленькая кошечка, которая водится в горах и убивает корову за пару секунд, вцепившись ей в яремную вену.
– Поедешь с нами или останешься здесь? – спросил аварец.
– Я поеду с вами, – сказал Кирилл.
Аварец молча протянул ему оружие.
* * *
Было около пяти, когда Джамалудин Кемиров на черном «Хаммере» подъехал к нижнему блокпосту, стоявшему на развилке между дорогой в высокогорную гостиницу и дорогой на авиабазу.
По правую руку от Джамалудина сидел замруководителя Чрезвычайного Комитета Кирилл Водров. Он был в том же парадном наряде, в котором утром собирался встречать вице-премьера: белая рубашка, черный костюм, и темно-красный шелковый галстук за триста долларов; разве что на щегольских черных туфлях налипла какая-то пакость. Москвич смотрел прямо перед собой и время от времени улыбался каким-то мыслям.
На заднем сиденье были Ташов и Хаген. Они были в камуфляже и, по обыкновению, с автоматами, и еще одна группа охраны ехала за «Хаммером» сзади.
«Хаммер» ехал довольно медленно, потому что за ним катились два «Урала» с занавешенными бортами, с трудом вписывавшиеся в габариты горной дороги. Блокпост у развилки отдал «Хаммеру» честь. Город был наводнен войсками, и армейские грузовики, впереди которых ехал «Хаммер» хозяина города, вызывали не больше вопросов, чем лист в лесу.
Спустя полчаса «Хаммер» и «Уралы» остановились перед старой крепостной стеной с вделанными в нее новенькими воротами. Ворота поползли вбок, и навстречу Джамалудину вышел майор из Пензенского ОМОНа. Пензюки побаивались Джамалудина со времени ночной драки на кладбище, и когда майор увидел в машине важного федерала, он слегка расслабился. Те м временем несколько одетых в камуфляж бойцов выпрыгнули из переднего «Урала».
– Это кто такие? – спросил майор у Джамалудина.
– Центр «Т», из Торби-калы, – ответил Джамалудин, – прислали усилить. А то, мол, гости у вас слишком важные.
Джамалудин повернулся и вслед за майором зашел в караульный домик. Следом за ним последовали двое в камуфляже. Через минуту Джамалудин вышел из домика один и снова сел за руль «Хаммера», а из «Урала» выпрыгнули еще трое.
* * *
Через три минуты джипы Джамалудина выкатились на площадку перед главным корпусом санатория. «Уралы» где-то отстали. Здесь, на высоте в две тысячи метров, было намного холоднее, чем в городе, и весна еще только начиналась. Бывшая цитадель нависала над скалой, как нос «Титаника» над арктическими водами, и вышедшее на посадочную глиссаду солнце било прямой наводкой через амбразуры гор по клумбе, сплошь засаженной крокусами под цвет российского флага: белая полоса, синяя полоса, красная полоса.
На площадке стояли два здоровенных «икаруса» и полтора десятка машин. Джамалудин заметил машину председателя Пенсионного Фонда, который был одним из претендентов на кресло президента республики, и другую, министра финансов, который претендентом на кресло не был, но искренне себя им считал.
Самым лучшим было то, что машины Заура, по сведениям Джамалудина, до сих пор не выехали из города. Джамалудин не хотел впутывать Заура в это дело, потому что если бы Заур начал командовать, Джамалудину пришлось бы подчиниться.